Как господа офицеры из мерзавцев превратились в героев

Эволюция господ офицеров в советском кино сейчас представлена кинокритиками самым удачным образом. Мол, из-за террора ОГПУ, НКВД, МГБ и КГБ советские режиссеры не могли сказать правды и представляли господ офицеров жестокими негодяями и придурками. Ну а потом, по мере ослабления репрессий в СССР, начали постепенно показывать реальных людей. Ну а далее, с конца 1980-х, белые офицеры стали героями, а красные — зверями и палачами.

Метаморфозы

Формально наши кинокритики правы. В 1920—1950-х годах был социальный заказ на белогвардейцев-негодяев, а с 1991 г. — заказ изменился на героя. Но ведь успех кинофильма напрямую зависит от кассовых сборов. И получается, что в 1920—1950-е годы зритель боялся «органов», а потом «прозрел». Но в годы самых больших репрессий никто никого не заставлял силой ходить в кинотеатры (школьники не в счет).

Тем не менее, начиная с 1960-х годов популярность белых офицеров среди обывателей неуклонно росла. Прозрели? Всерьез занялись изучением истории Гражданской войны? Наоборот, уровень знаний о Гражданской войне среди обывателей неуклонно падал с 1930-х по 1980-е годы. Определенное влияние имела смерть родственников — свидетелей этой войны, а также множество событий, затмивших эпоху 1917—1921 годов, и т.д.

А давайте рискнем и сравним отношение к белогвардейцам с отношением молодежи к гитлеровским офицерам.

В конце 1940-х — начале 1950-х годов дети много играли в войну, причем немцев принудительно заставляли изображать самых маленьких и слабых. По соседству с нами произошел страшный случай, когда детишки заигрались и всерьез повесили на дереве «немца». Естественно, в СМИ этот случай не попал.

Но вот в 1970-е годы детские игры меняется диаметрально. Теперь фашистских офицеров играли самые сильные и взрослые ребята. Возникла мода на эсэсовцев, на их мундиры, ордена. Подростки с удовольствием кричали: «Хайль, Гитлер!» и выкидывали руку в нацистском приветствии.

Появились группы молодежи, носившие нацистскую атрибутику и праздновавшие 20 апреля день рождения Гитлера. Риторический вопрос — тут что, тоже был социальный заказ?

Еще один пример. В революционной Франции 1789—1795 гг. толпа убивала людей только за принадлежность к аристократам. А со времен консульства и, особенно, при империи у обывателей начали течь слюни при виде аристократов. Бывшие якобинцы стали вспоминать о своих реальных и выдуманных предках-дворянах.

А вот один характерный пример, свидетелем которого я стал 7 ноября 1967 г. в Ленинграде. В ходе пышных церемоний в честь 50-летия Октябрьской революции там было организовано грандиозное представление, во время которого по Дворцовой площади проезжали автомобили с артистами, разряженными под рабочих, красногвардейцев, матросов и т.д.

Толпа доброжелательно, но относительно спокойно реагировала на автомобили с рабочими, крестьянами, революционными матросами. Но как только появились машины, где в кузове веселились анархисты, радости публики не было предела! Раздавались вопли: «Анархия — мать порядка!» и т.п.

Так что же, 7 ноября 1967 года на Дворцовой площади было сборище поклонников Кропоткина и Бакунина? Уверен, что никто из толпы не читал, да и я, грешный, к тому времени читал что-то Кропоткина, а Бакунина в руки не брал.

«Единственный мужчина в фильме»

Причины во всех приведенных случаях одни. Во-первых, приелась многолетняя официальная пропаганда, и из чувства противоречивости публика, в первую очередь интеллигенты-«образованцы» и молодежь, предпочитают отрицательных персонажей.

Во-вторых, до 1990 года невозможно было увидеть на экране рабочего-большевика, я уж не говорю о секретаре горкома, в дым пьяным и развлекающимися сразу с несколькими девицами.

Поручик Перов (фильм "«Новые приключения неуловимых», артист Владимир Ивашов) поёт «Русское поле».

Читателям и зрителям всегда нравились персонажи, подобные хулигану Тилю Уленшпигелю, бравому солдату Швейку, веселым пьяницам и бабникам Арамису, Портосу, Атосу и д’Артаньяну, ну и нашему Остапу Бендеру.

Попробуйте их вставить в фильм в качестве офицеров Добровольческой армии. Им всем пойдут мундиры «цветных» частей.

А попробуйте, чтобы так вели себя комиссары и командиры Красной армии? Да в советское время кинорежиссера не только турнули бы с должности в Мосфильме, но и отправили бы «в места не столь отдаленные».

Послушайте, какие душещипательные романсы поют господа офицеры. А кто из командиров в кожанках пел романсы в 1930—1980-х?

Вот в фильме «Новые приключения неуловимых» поручик Перов (артист Владимир Ивашов), адъютант начальника врангелевской контрразведки, а запомнилось исполнение песни «Русское поле».

Вспомним романс Сержа «Я хочу преклонить колени…» из кинофильма «Государственная граница», романс поручика Мышлаевского (актер Михаил Пореченков) в «Белой гвардии» и т.д. Официальной статистики нет, но в большинстве кинофильмов посвященных Гражданской войне белогвардейцы поют романсы.

Даже в «Чапаеве» безымянный офицер исполняет романс «Алаверди», но эту сцену позже вырезали.

А посмотрите, каких обаятельных актеров подобрали на роли белых офицеров. В фильме «Служили два товарища» поручик Брусенцов (Владимир Высоцкий) напрочь забивает советских главных героев. Как сказал позже кинокритик: «Брусенцов — единственный мужчина в фильме».

А вот вторая экранизация повести Бориса Лавренева «41-й». Там белогвардейского поручика Говоруху-Отрока играл обаятельный Глеб Стриженов.

Поручик Брусенцов (Владимир Высоцкий, "Служили два товарища") -"единственный мужчина в фильме"

Возьмите фильм «Адъютант его превосходительства». Там генерал-лейтенанта Ковалевского (аналога Май-Маевского) играет интеллигентнейший Владислав Стржельчик. На протяжении всех пяти серий Май-Маевский (Ковалевский) ни разу не показан с рюмкой в руках. Между тем сам Врангель называл его «генералом-алкоголиком» вместо генерал-адъютанта.

«...Я, братцы, мелкий мещанин»

Ну и еще две причины почитания белых офицеров с 1970-х годов — холопство и невежество. Я рискую вызвать шквал попреков со стороны «квасных патриотов», если скажу, что не менее трети русских мужчин — холопы, но не по званию, а по натуре.

Холоп, как правило, глуп и не знает истории своего государства. В его представлении кровь любого князя, барона или графа исключительно голубая, а род происходит если не от Юлия Цезаря, то, по крайней мере, от князя Рюрика.

Увы, с XVIII века у нас в России все поголовно от аристократов до революционеров поклонялись всему французскому, от женского белья до «Марсельезы». Вот почему, говоря о дворянстве, мы приводим в пример Францию, а не, скажем, Турцию. Предки д’Артаньяна и в Х веке владели родовым замком Артаньян, предки Атоса (графа де ла Фер) за два-три столетия до его рождения наверняка были независимыми государями на своей земле.

А вот в Турции дворянства не было. Нет, я не собираюсь опровергать классиков — был феодальный строй, а вот дворян не было. Были всякие паши, великие визири и рой прочих сановников, в значительной части своей происходивших из бывших рабов, евнухов, янычар и т. д., но потомственного дворянства не было.

Когда мы учили в 8-м классе «Смерть поэта», я не мог понять фразы: «А вы, надменные потомки известной подлостью прославленных отцов». Вроде бы про аристократов и подлых с «черной кровью» вместо голубой. Спрашивать учителя было бесполезно — раз феодал, значит «редиска», и подлый, и кровь черная.

Но вот возьмем Пушкина:

            ...Я, братцы, мелкий мещанин.

            Не торговал мой дед блинами,

            Не ваксил царских сапогов,

            Не пел с придворными дьячками,

            В князья не прыгал из хохлов...

Александр Сергеевич скромничал — Алексашка Меншиков не только торговал блинами и пирогами с зайчатиной, но и был, как считают некоторые историки, в предосудительных отношениях с Петром Алексеевичем, или, говоря современным языком, примыкал к сексуальным меньшинствам. Позже Алексашка сошелся с «Мин херцем» на почве, а точнее, на теле Марты Скавронской, женой шведского солдата. Попав в русский плен, Марта за несколько дней делает головокружительную карьеру, пройдя по цепочке от простого русского драгуна до Алексашки, а затем попадает к «Мин херцу». В результате Алексашка становится Светлейшим князем Меншиковым, Марта — императрицей Екатериной I, а ее чухонские родственники — графами Скавронскими.

Ваксил сапоги граф Кутайсов, правда, тогда он был не графом, а мальчиком-турком, подаренным для развлечения цесаревичу Павлу. Мальчик вырос, Павел стал царем и сделал мальчика графом Кутайсовым и вторым после себя лицом в империи. После итальянского похода Павел отправил к Суворову графа Кутайсова. Суворов, увидев важного вельможу, не растерялся — вызвал денщика Прошку и начал распекать его за пьянство, ставя в пример Кутайсова: «Вот, мол, турка был таким же лакеем, но не пил, и в графы попал, а ты...».

С придворными дьячками пел граф Разумовский, точнее, украинский свинопас Гришка Розум. Цесаревне Елизавете Петровне понравился голос Григория, а в постели они нашла у него еще ряд достоинств. С воцарением Елизаветы свинопас Розум стал сиятельным графом Разумовским.

В князья из хохлов прыгнул Безбородко, секретарь Екатерины II. Надо сказать, что Безбородко был очень способным и талантливым администратором и политиком, но, увы, происходил из простой крестьянской семьи.

Понятно, что и Пушкина, и Суворова, потомков древних родов, коробило от подобных князей и графов. Недаром Суворов во дворце Екатерины низко кланялся лакеям. «Что Вы, Александр Васильевич — ведь это же простой лакей» — «Протекцию ищу, голубчик, сегодня лакей, а завтра граф». Что бы как-то выделиться из такой компании Пушкин острил: «Я, братцы, мелкий мещанин», а князь Суворов велел на надгробном камне высечь: «Здесь лежит Суворов».

Александр Широкорад, военный историк, писатель, публицист – для Агентства СЗК