Конец иллюзий энергетического западнизма и новый политический прагматизм

Газовый конфликт между Россией и Украиной в 2005—2006 годах закончился обвинением России в применении «энергетического оружия». С этого момента вся деятельность в энергетической сфере приобрела на Западе устойчивый политический (и политизированный) характер. К такому повороту в России были не готовы, политический и управленческий класс долгое время питал иллюзии выстраивания чисто экономических отношений, как это описано в учебниках глобальной экономики. В России хотели просто торговать углеводородами и не были готовы к увязыванию политики и геополитики с экономикой и бизнесом. 

Во многом, даже сегодня, после того как в 2014 году антироссийская риторика перешла в плоскость реальных санкций, российские элиты решительно не понимают, как Запад может действовать вопреки собственным экономическим интересами? Ведь с экономической точки зрения ситуация с санкциями или попыткой срыва со стороны Европы крупных энергетических проектов типа Северного потока, действительно, является абсурдной. Догматический экономизм объяснить такое противоречие не может, так как речь уже идет о реализации цивилизационного и исторического проекта, при которой экономические издержки уходят на второй план. Украина, например, сегодня готова переплачивать за реверс газа, чтобы он был «европейским». 

Но раз уж политика окончательно вошла в экономику, то и экономика стала столь же переменчивой и мобильной, как и политика, когда вчерашние партнеры в одночасье становятся соперниками, а враги превращаются в союзников. Перипетии отношений с Турцией являются наглядной иллюстрации современной политики. Другое дело, что в экономике подобную мобильность чрезвычайно сложно столь же легко развернуть вслед в актуальном направлении. 

Диверсификация экспорта углеводородов происходит вопреки идеологическим предпочтениям российских элит. Фактически именно Запад сделал российскую энергетическую политику многовекторной. Но и сегодня всеми силами Россия пытается уйти от политики. Это стремление можно назвать утопическим, однако оно же приводит к вполне прагматическим результатам: появлению новых перспективных рынков на Востоке и исчезновению государств-транзитеров в виде Прибалтики, Украины и Болгарии, политика которых сделала переговоры с ними бессмысленными (что, безусловно, выгодно Западной Европе). 

Газопровод в Китай не только открывает новый рынок китайской экономики, которая отказывается от угольной энергетики, но и способен привести к геополитическим изменениям и усилению позиций России в Азии, тем более что попытки Китая выхода и экономической экспансии в Африке, жестко пресекаются США. В перспективе китайская нитка может быть продлена до Индии (через Желтое море). Если развивать эту тему в образах страхов Британской империи XIX века, то речь может идти об энергетическом прорыве в Индию. При этом китайская сторона не предъявляет России никаких политических и культурных претензий. 

Очевидно, что в условиях меняющегося не в лучшую сторону мира, отношения с Евросоюзом будут становиться все более напряженными и не предсказуемыми с точки зрения «чистой экономики». Политический шантаж стал обыденным явлением в углеводородной экономики, перед ним оказываются бессильными топ-менеджеры нефтегазовых корпораций. Углеводородная экономика сегодня существует только как политика и ни в каком ином качестве не работает. 

Новая реальность требует перестройки сознания руководства российских энергетических компаний и значительной части политической элиты России. Но наиболее надежной защитой от нестабильности внешних рынков является переориентация сырьевого экспорта на внутреннее потребление, что автоматически означает системную реиндустриализацию. Впрочем, пока градус общей хаотизации не достиг такого накала, который бы вынудил Россию сделать этот шаг. 

Павел Родькин, кандидат искусствоведения, доцент Высшей школы экономики, член Зиновьевского клуба МИА «Россия сегодня» - для Агентства ФинЭк