Как капитан Григорий Орлов создал Российскую империю, а поручик Голицын ее профукал

В 1916 году в штабе командующего Черноморским флотом Колчака получили информацию о британской новинке — «судах-ловушках». Дело в том, что германские подводные лодки не любили тратить дорогостоящие торпеды на мелкие суденышки, а всплывали и уничтожали их артиллерийским огнем. Поэтому специальные британские «суда-ловушки» оснащали парой малокалиберных орудий, которые на близком расстоянии уничтожали всплывшие лодки.

Колчак немедленно приказал переоборудовать в ловушки четыре частные парусно-моторные шхуны. Назначенные командовать ими офицеры приказали перекрасить борта шхун в шаровой цвет (цвет боевых кораблей) и рангоут «выправить по-военному». В итоге германские подводники чуть не лопнули со смеху, увидев русское «маски-шоу».

В 1896 году инженеры Обуховского завода дали морякам превосходные 305/40-мм/клб пушки, способные стрелять на 10,8 км при угле 10° и 15 км при угле 15°. Однако наши адмиралы на учениях стреляли на 4—6 км, а дальше даже таблиц стрельбы не составляли. Посему орудийные станки изготовлялись с углом возвышения 10—15°. Пришли большевики и задрали стволы до 45°, благодаря чему старые снаряды летели на 26 км, а новые обтекаемой формы — на 30 км.

Оппонент возмутится: «Да тогда на 20 км было невозможно попасть!» Верно. Приборы управления стрельбой на 20—30 км появились в конце 1920-х — начале 1930-х годов. Но технологии их изготовления были известны еще в конце XIX века. То есть дай царь указание и деньги инженерам, и к 1900 году были бы созданы ПУСы на 20—30 км.

Ну а главное, наши адмиралы не понимали, что основная задача корабельных орудий главного калибра — не стрельба по маневрирующим быстроходным крейсерам на дальность 20 км, а уничтожение площадных целей. Речь идет о портах, забитых транспортными и боевыми кораблями, и складами на берегу; сталелитейных и пороховых заводах; да и просто административных и индустриальных центров, расположенных у береговой черты на расстоянии 20 км.

Хайрем Максим привез в Россию свой пулемет в 1887 году, а уже в следующем году из него лично стрелял император Александр III. Ему пулемет понравился, а генералам нет — уж больно быстро стреляет!

Главный русский военный теоретик генерал Драгомиров ерничал: «Пулемет был бы хорош, если бы солдата нужно было убить три или четыре раза. Но, увы, его достаточно убить один раз». В 1904 году в русской армии в Маньчжурии были пулеметы Максима, «целых восемь штук». Были и сотни тачанок. Но потребовалась революция, чтобы пьяные махновцы и луганский слесарь Клим Ворошилов без каких-либо переделок водрузили «Максим» на тачанку. И помчалась боевая колесница по всей бывшей Российской империи.

Подобных случаев я могу привести тысячи. Но зачем? В мире нет больше ни одной такой страны, где бы офицеры и генералы за 15 (!) лет — с 1905 по 1920 год — ухитрились проиграть подряд три больших войны: с японцами, немцами и с собственным народом. В эмиграции офицеры оправдывались, мол, каждый раз нам мешали воевать большевики. Ну а кто вам, господа, мешал 1922 по 1939 год воевать в Албании, Латинской Америке, Китае, Испании, Финляндии и т.д.?

Грамотные офицеры-эмигранты нужны в любой армии. Убежал князь Андрей Курбский в Польше без гроша в кармане и тоже там стал воеводой и владетельным князем. В Западной Европе XV—XVIII веков половина полководцев были эмигрантами. Да и в России свыше двух третей фельдмаршалов были эмигрантами. А вот белогвардейским офицерам и генералам никто и нигде не доверял и полка, я уж не говорю о дивизии. Так, в Испании Франко принимал полковников и генералов бывшей царской армии в должность не выше лейтенанта.

А, может, автор несправедлив к русским офицерам? Ведь были же у нас Суворов, Кутузов, Потемкин, братья Орловы и др. Так это были люди другой формации, с другим уровнем мышления. До 1825 года господа офицеры понимали, что Россия дала им оружие не только для защиты от внешнего врага, но и для защиты своего народа от некомпетентной власти.

В итоге монархия в России в XVI — начале XIX веков была в большинстве случаев выборной. Стрельцы выбрали на царство Бориса Годунова, польские хоругви и казаки — Лжедмитрия I, тушинские казаки — Михаила Романова, стрелецкие сотни — царевну Софью, «потешные» — Петра I, гвардейские полки — Екатерину I, Анну Иоанновну, Елизавету Петровну, Екатерину II и Александра I.

Николай I учел это и, подавив восстание декабристов, вместо того, чтобы заняться кардинальными реформами в стране, начал делать из офицеров храбрых, но не рассуждающих болванов. Характерный пример — Алексей Вронский из романа «Анна Каренина». Толстой представил его как умного, воспитанного офицера гвардии. Увы, круг интересов Вронского предельно узок: попойки, театр, балы, романы с чужими женами, фрунт, скачки. Прикажет начальство изучить пулемет Максима или 21-см гаубицу Круппа, изучит досконально. Не прикажут, никогда не поинтересуется.

В русской гвардии 1825—1914 годов физически не могло быть офицеров, штудировавших Руссо и кодекс Юстиниана, и писавших трактаты по баллистике. Это вам не артиллерийская школа в Валансе.

Вронский уезжает на Балканы воевать с турками. В 1879 году он вернется полковником с несколькими крестами на груди. В 1905 году положит дивизию под Мукденом, а в 1914 году — корпус под Танненбергом.

Политикой господам офицерам заниматься было недосуг, и они, в отличие от своих славных дедов и прадедов, не понимали, что вытащить страну из грязи возможно лишь двумя способами — или военным переворотом, или всенародной революцией. В первом случае погибнут десятки, максимум, сотни людей, а во втором — миллионы.

В 1894—1903 годах был последний период в истории России, когда можно было произвести военный переворот, назначить нового императора или провозгласить республику, что не принципиально, и приступить к глубоким реформам — переделу земли, индустриализации страны, перевооружении армии и флота, и т.д.

Было ясно, что Николай II и окружавшие его великие князья править Россией не в состоянии. Нужны были новые Орловы, Потемкины, Кутузовы.

Увы, в России их не оказалось — правили бал Вронские.

После 1904 года первая революция и еще более кровавая гражданская война в России стали неизбежны.

Александр Широкорад, военный историк, писатель, публицист – для Агентства ФинЭк