Почему прошел процесс в Хабаровске, но не состоялся в Варшаве

К разработке химического оружия в Японии приступили еще в 1917 г. Однако основные работы начались при содействии немецких ученых с 1923 г., и четыре года спустя был построен первый завод по производству боевых отравляющих веществ. К началу 1930-х годов в арсеналах Тадонуими и Сагани было организовано производство наиболее эффективных ОВ.

В 1933 г. Япония закупила в Германии оборудование для производства иприта и стала его производить в префектуре Хиросима. Позже химические заводы военного профиля появились и в других городах Японии, а затем и на оккупированной территории Китая.

В ходе боевых действий в Китае ОВ неоднократно испытывались на пленных китайцах, как гоминдановцах, так и коммунистах. Опыты были предельно засекречены. Любопытно, что один из химических полигонов на северо-востоке КНР был обнаружен лишь летом 2005 г. Это был полигон «Баяхан» шириной 9 км и глубиной 13 км.

Отряд 731

Исследования ОВ проводились «отрядом 516» совместно с оперативной исследовательской группой Иосимуры «отряда 731». В соединениях и частях Квантунской армии имелись батальоны и отдельные роты для заражения местности, а в химических отрядах — минометные батареи, которые могли использоваться для применения отравляющих веществ. Примерно 25% комплекта артиллерийских и 30% авиационных боеприпасов японской армии имели химическое снаряжение.  К 1940 г. японская химическая промышленность произвела 5 тыс. тонн боевых ОВ, а к концу Второй Мировой войны удвоила их количество.

На базе малого танка «2594» (Тип 94 «ТК» или «Хокай Сенша») в 1933—1934 гг. был создан химический танк, получивший обозначение «Тип 94» или «Канда».  Японская армия с 1937 по 1945 год широко использовала химическое оружие на территории 18 провинций Китая и Маньчжурии. Теперь сложно точно определить, сколько было случаев применения ОВ, по разным источникам эта цифра колеблется от 530 до 2000. Считается, что жертвами химического оружия стало более 60 тыс. человек, хотя их реальное число, скорее всего, гораздо больше.

Еще большее значение командование японской армии придавало биологическому оружию.

Памятник жертвам отряда 731 в Харбине

Первые лаборатории, предназначенные для подготовки бактериологической войны, создавались в 1935—1936 гг. на территории оккупированной японцами Маньчжурии. Они были строго законспирированы и известны как «Управление по водоснабжению и профилактики частей Квантунской армии» и «Иппоэпизоотическое управление Квантунской армии». Во главе первой команды, названной «отрядом 731», стоял известный японский бактериолог генерал Исии Сиро. Другой командой, скрывавшийся под названием «отряд 100», руководил ветеринарный врач генерал Вакамацу.

В год в отряд 731 доставлялось не менее 600 человек. В основном это были китайцы и маньчжуры, но попадали и русские из эмигрантов, которых японцы сочли подозрительными элементами и отправили в концлагерь «Хогони», а оттуда — во внутреннюю тюрьму отряда 731.

Среди прочих «бактериологических атак» следует отметить применение японцами бактерий паратифов и сибирской язвы в момент отвода войск из Центрального Китая в 1942 г. По приказу Исии было использовано 130 кг этих бактерий, которыми были заражены водоемы, поля и продукты питания, умышленно оставленные в диверсионных целях. Кроме того, тифом и паратифами японцы заражали сотни китайских военнопленных, которых затем выпускали на свободу или оставляли в лагерях на покидаемой японцами территории, в надежде, что освободившие их китайцы также заразятся.

В апреле 1945 г. генштаб японской армии дал указание Исии форсировать выработку бактерий. На оперативном совещании руководящего офицерского совета отряда 731 в апреле 1945 г. Исии указывал на неизбежность бактериологической войны против США и Англии, называя дату начала такой войны — 1945 год. «Нам придется применить последние средства, — говорил Исии, — в том числе и бактериологическое оружие, для того чтобы добиться перелома в пользу Японии».

Стремительное наступление советских войск в августе 1945 г. сорвало планы использования бактериологического оружия. Непосредственно перед капитуляцией по приказу верховного командования личный состав отрядов 731 и 100 уничтожил большую часть своего оборудования. Тем не менее, полностью спрятать концы в воду не удалось.

Процесс в Хабаровске

25—30 декабря 1949 г. в Хабаровске состоялся судебный процесс по делу бывших военнослужащих японской армии, обвиняемых в подготовке и применении бактериологического оружия. Дело рассматривалось Военным трибуналом Приморского военного округа. На процессе бывший главнокомандующий Квантунской армией Отодзо Ямада сказал: «Вступление в войну против Японии Советского Союза и стремительное продвижение Советской армии в глубь Маньчжурии лишило нас возможности применить бактериологическое оружие против СССР и других стран».

На процессе в Хабаровске обвиняемый Карасава показал, что только один отдел 4 при максимальной загрузке оборудования мог произвести в течение месяца 300 кг бацилл чумы, 800—900 кг бацилл брюшного тифа, около 600 кг бацилл сибирской язвы, около 1000 кг бацилл холеры и 800—900 кг бактерий паратифов и дизентерии.

Кроме отрядов 731 и 100 имелось еще несколько филиалов, которые тоже не простаивали.

На станции Аньда располагался опытный полигон для испытаний различных видов бактериологического оружия на людях. Военнопленных привязывали к вкопанным в землю столбам, затем поблизости производился взрыв бактериологического снаряда — бомбы, мины или гранаты. В результате многие военнопленные, получившие осколочные ранения, погибали от газовой гангрены, споры бактерий которой попадали в их организм вместе с осколками. Также вокруг привязанных к столбам военнопленных разбрасывались зараженные блохи, распылялись суспензии болезнетворных микробов и т. д.

На одних военнопленных испытывалось действие новых вакцин, на других — действие ядов и наркотиков. Выжившие подвергались новым испытаниям, пока не умирали. Военнопленных, непригодных для опытов, убивали, так что никто из них не дожил до конца войны.

Первая крупная попытка практического применения бактериологического оружия была предпринята в 1940 г. под личным руководством генерала Исии, организовавшего экспедицию самолетов в район китайского города Нинбо. Вокруг этого города японцы сбросили блох — разносчиков чумы. В результате во всем районе среди китайского населения вспыхнула эпидемия чумы. Эта экспедиция по указанию Исии была заснята на кинопленку, которая использовалась впоследствии в учебных целях.

30 декабря 1949 г. на суде в Хабаровске был зачитан приговор. Обвиняемые были приговорены: главнокомандующий Квантунской армией Отодзо Ямада, начальник санитарного управления этой армии Кадзицука Рюдзи, начальник ветеринарной службы Такахаси Такаацу, начальник отдела бактериологического отряда 731 Кавасима Киоси — на 25 лет лишения свободы каждый; начальник отделения отряда 731 Карасава Томно и начальник санитарной службы 5-й армии Сато Сюндзи — на 20 лет; начальник филиала отряда 731 Ниси Тосихидэ — на 18 лет; начальник филиала отряда Оноуэ Масао — на 12 лет; сотрудники отряда № 100 Митомо Кадзуо — на 15 лет и Хиразакура Дзенсаку на 10 лет; сотрудники филиалов № 643 и № 162 отряда 731 Курусима Юдзи — на 3 и Кикути Норимицу — на 2 года.

Японские военные преступники на Хабаровском процессе

Хабаровский процесс широко освещался советской прессой, но до сих пор мало кому известно, что Сталин готовил и другой процесс над разработчиками биологического оружия, готовившихся напасть на СССР. На сей раз речь шла не о «японских милитаристах», а о «белых и пушистых» поляках — «жертвах агрессии» в сентябре 1939 г. 

Как Польша готовилась к бактериологической войне

В ноябре 1951 г. польским Управлением безопасности (УБ) были арестованы доктора Гольба, Островский, Генбарска-Межвиньская и Кобус. Заместитель руководителя Министерства госбезопасности Роман Ромковский отправил циркуляр работникам прокуратуры, занимавшимся разработчиками биологического оружия, в котором говорилось: «Процесс группы работников SRT должен показать обществу суть польской разновидности фашизма — пилсудчины, ее методы действий в области внутренней и внешней политики».

10 июня 1952 г. в Варшаву прибыл начальник следственного отдела Главной военной прокуратуры Советской армии полковник Кульчицкий с целью «ознакомления с материалами дела против бывших работников довоенного польского Главного штаба, который являлся организатором подготовки к бактериологической войне против Советского Союза».

В конце 1920-х годов польские дипломаты в Лиге Наций настойчиво требовали запрещения биологического оружия. А тем временем в Варшаве в Армейском институте химической защиты была создала лаборатория («двойка») по созданию бактериологического оружия. Лабораторию возглавил врач-биолог Альфонс Островский. В 1933 г. его сменил доктор Ян Гольба.

В 1935 г. подполковник Йозеф Карушковский предложил использовать лагеря военнопленных «для экспериментального изучения путей распространения возбудителей инфекционных болезней и обоснования необходимых для бактериологической войны данных».

Первоначально поляки исследовали поражающие свойства возбудителей чумы, холеры, дизентерии и сапа, и ботулинического токсина, названного ими «колбасным ядом». В конце 1940-х годов в ходе допросов в варшавском УБ Островский показал, что летом 1933 г. по приказу курирующего работу лаборатории капитана Игнация Харского он взял с собой 0,2 грамма ботулинического токсина и отправился в поселок Лунец, где находился гарнизон корпуса пограничной стражи (КПС).

«В Лунце на посту КПС мне показали человека около 40 лет, русской национальности, среднего роста, брюнета, интеллигентного вида. Этому человеку дали ботулинический токсин, угостив бутербродом с ливерным паштетом», — показал Островский. Советский агент, захваченный при попытке нелегального пересечения границы, умер через 2 дня.

Кроме того, Островский рассказал еще о ряде экспериментов над людьми, проведенными на посту КПС в Глембоке. Там все эксперименты также закончились смертельным исходом.

Доктор Генбарска-Межвиньская разработала метод хранения культур микробов при помощи лиофильного высушивания, а также получила ботулинический токсин в виде порошка. Было начато масштабирование способа размножения бактерий, вызывающих брюшной тиф.

В 1935 г. в Варшаве было создано Отдельное техническое управление (SRT). Его первым начальником стал капитан Игнаций Харский. На оснащение SRT было ассигновано 0,5 млн. злотых. К 1937 г. в SRT работало 7 офицеров и около 60 научных и технических специалистов. Там же велись исследования в области боевых ОВ. В составленном прокуратурой СССР обвинительном акте указано, что в Управлении работали над: «увеличением вирулентности болезнетворных бактерий группы сальмонелла, группы дизентерии и разработкой методов заражения этими бактериями людей, пищи и воды».

В конце 1920-х годов началось сотрудничество Польши и Японии в области создания биологического оружия. Так, в 1936 г. в Варшаве состоялась закрытая конференция, на которую прибыла японская делегация из главной базы Управления по снабжению и профилактике частей Квантунской армии в Харбине. В ходе конференции доктор Гольба прочитал доклад о возможности заражения людей в ходе боевых действий возбудителями брюшного тифа, сыпного тифа, дизентерией, сибирской язвой и сапа. Любопытно, что конференция велась не на японском, не на польском, а на русском языке!

В 1937 г. испытания биологического оружия начались в одном из фортов Брестской крепости. После первых успешных экспериментов над животными начальник лаборатории подполковник Тадеуш Пелчинский потребовал проведения исследований на людях. Подтверждением того, что в Бресте проводили эксперименты на людях, является письмо, посланное доктором Гольба генеральному прокурору ПНР: «Я действительно проводил на опытной станции в Бресте на Буге опыты с болезнетворными микробами над индивидуумами. Это факт, которого я не отрицаю… Перед совершением опытов мои начальники утверждали, что лица, над которыми данные опыты будут проводиться, приговорены к смертной казни, и их дела апелляции не подлежат».

В одном из фортов Брестской крепости поляки испытывали бактериологическое оружие

После смерти семи подопытных людей их тела растворяли в специальных ваннах с кислотой.

20 сентября 1939 г. Брест взяли германские войска, но польским биологам удалось бежать. Через пару дней немцы ушли, а в Брест вступили части Красной армии.

Почему не состоялся Варшавский процесс?

И вот на скамье подсудимых в Варшаве должны были оказаться не только бактериологи, арестованные польским УБ, но и лица, скрывшиеся на Западе. В частности, бывший начальник 2-го отдела Главного штаба полковник Пелчинский, проживавший в Лондоне, бывший начальник SRT Харский, проживавший в Эдинбурге и т.д. Правительство Народной Польши обращалось в 1952 г. к правительствам США и Англии с просьбой об экстрадиции разработчиков бактериологического оружия, но не получило никакого ответа.

Пока готовился процесс, в Москве умер Сталин. И вот уже в мае 1953 г. Совет Министров СССР отправил письмо польскому лидеру Болеславу Беруту с предложением не делать большого показательного процесса над разработчиками польского бактериологического оружия. В итоге в конце сентября 1953 г. в Воеводском суде Варшавы начался процесс только над четырьмя сотрудниками SRT. Процесс был закрытым.

19 октября 1953 г. судья Мариан Стемпчиньский во время оглашения приговора заявил, что «подсудимые приняли участие в одном из самых величайших преступлений. Это преступление против собственного народа и против всего человечества». Камеру в Бресте сравнивали с «камерами Освенцима, Майданека, Треблинки». Гольба и Островский получили по 13 лет тюрьмы, Генбарска-Межвиньская — 7 лет, Кобус — 4 года.

Ну а те, кто создал огромный арсенал польского химического оружия и разрабатывал планы бомбардировок химическими бомбами Минска, Киева и других советских городов, вообще не привлекались к суду.

Сейчас независимые историки могут оценивать химическую и бактериологическую программу Польши буквально по крохам. Так, крохотная польская Пинская флотилия имела как минимум две баржи, набитые химическими снарядами. Обе баржи поднял ЭПРОН в 1939 г., а его материалы имели гриф «ДСП» и только поэтому попали к автору.

Можно понять советских пропагандистов — ПНР была членом Варшавского пакта. Но зачем сейчас, когда польские политики и СМИ чуть ли не ежедневно делают русофобские заявления, секретить огромный объем работ, проведенных польской военщиной в области химического и бактериологического оружия?

Александр Широкорад, военный историк, писатель, публицист – для Агентства ФинЭк