«Пруденциальный надзор» за банками: когда новое – это хорошо забытое старое

Сказать, что мегарегулятор «осуществляет надзор над банками», все равно, что заявить о том, что «лошади кушают овес». На открытие, а тем более на сенсацию никак не тянет. Весь вопрос в том, как осуществляется надзор. Ответ может быть неожиданным. Во всяком случае, мало кто взялся бы предсказать, что интервью первого зампреда Банка России Дмитрия Тулина будет посвящено радикальной смене доктрины надзора. По словам зампреда, который ныне отвечает за здоровье банковской системы, теперь на первый план выходит концепция «пруденциального надзора». 

Не надо быть филологом, чтобы понять, что непривычный термин перекочевал из английского, в котором «prudential» означает что-то типа «осторожный», «осмотрительный», «предупреждающий». Несмотря на сложности точного перевода, общий смысл понятен. И не только самого слова, но и последующих действий. А именно, регулятор теперь будет «засекать» проблемы банка на самых ранних стадиях их появления и, применяя меры надзорного реагирования, пытаться эти проблемы исправить. 

Основным инструментом должны стать консультации с руководством проблемного банка. По сценарию, разработанному регулятором, топ-менеджеры кредитной организации в случае обнаружения недостатков соберутся за столом переговоров, чтобы обсудить причины, по которым «помрачнели» финансовые перспективы и выработать план, согласно которому банк преодолеет невзгоды. Может быть, банк недорабатывает в плане привлечения ресурсов, может быть, недостаточно активно размещает средства, может быть, излишне рискует, в результате чего баланс оказался перегруженным проблемной задолженностью, может быть, обременен непрофильной деятельностью, а может быть, во всем этом виноват менеджмент. Если стороны приходят к единому мнению, что дело не безнадежное, то по итогам консультаций разрабатывается программа действий, и банк получает право на вторую жизнь. 

Выигрывают все. Ведь от банкротства банка неудобство испытывают все участники рыночных отношений – акционеры, клиенты, разместившие депозиты, компании, у которых на расчетных счетах «зависли» деньги, в конце концов, уволенные сотрудники. Фирмы, помимо чистых денежных потерь вынуждены на время (пока подбирается другой банк, и оформляются необходимые документы) прервать операционную деятельность, что чревато убытками и потерей деловых связей. 

Картина просто идиллическая. Все портит только небольшая историческая справка. Дело в том, что когда лет этак двадцать тому назад в Банке России создавался Департамент пруденциального надзора, именно такой порядок действий и предполагался. (Тем более, что действовали в русле рекомендаций Базельского комитета). Обнаружить недостатки и помочь их преодолеть, что в корне отличалось от господствовавшего ревизионного подхода – найти как можно больше нарушений и, соответственно, попрощаться с кредитной организацией. Цель обоих подходов одна и та же – оздоровить банковскую систему, что совершенно правильно. Только пруденциальный надзор – за то, чтобы найти больного и вылечить, а цель ревизора – избавиться от него. 

К сожалению, на практике вся «пруденциальность» куда–то исчезла довольно быстро, что вполне понятно. Ревизионный подход для аппарата привычнее, да и кадровый вопрос в этом деле далеко не последний. Реализация концепции пруденциального надзора требует куда более высокой, а, главное, качественно иной профессиональной подготовки. Нужно не просто найти недостатки (внимательный сотрудник, освоивший инструкции, делает это не сильно напрягаясь), а понять, насколько они опасны или неопасны для банка, как они влияют на его способность выполнять свои функции, какие они могут иметь последствия, и насколько серьезны для будущего состояния кредитной организации. А еще ведь надо уметь формулировать предложения по инструментарию, который надо применить, комплексу оздоровительных мероприятий. Причем не формальных, а реально полезных, тех, которые приведут к позитивному результату. 

Надо сказать, что за «повышение пруденциальности» руководители регулятора боролись. Достаточно вспомнить попытки ввести «содержательный надзор», а также «мотивированное суждение». Суть тех инициатив проста. Инструкции не в состоянии охватить все многообразие реальной жизни, да и устаревают довольно быстро. Предполагалось, что если инспектор или иной сотрудник надзора улавливал ошибку в деятельности банка, находил что-то противоречащее инструкциям, но эти нарушения не вредили деятельности, а, наоборот, шли на пользу, то нарушениями их можно было не считать. 

Пример, чтобы было понятнее. У банков есть ограничение на выдачу кредита одному заемщику. Но претендент на получение денег представляет классный бизнес-план, который убеждает, что кредит поможет предприятию выйти на новые рубежи, что гарантирует возврат заемных средств, а банк впоследствии получает более солидного клиента. Главное «содержательно» проанализировать и «мотивированно» подкрепить вывод об отсутствии нарушения. 

Но в который раз теория разбивается о практику. Кто возьмет на себя смелость обосновать правомерность того, что формально противоречит инструкции? Такому риску не подвергнет себя не только рядовой сотрудник, но и начальник любого ранга. За следование инструкции никто не накажет, а вот с «мотивированным суждением» такой определенности нет, ведь неизвестно, как дело обернется. Это, во-первых. А, во-вторых… 

Впрочем, для чиновничьего аппарата упомянутого «во-первых» более, чем достаточно, чтобы не было никаких «во-вторых», «в-пятых» и «в-двадцатых». 

Бесспорно, поворот в надзоре необходим. Необходим переход от репрессивных методов к тем, которые поддерживают банковскую систему в здоровом состоянии, помогают ее эффективной работе. Но есть некоторые сомнения. Дело в том, что история обладает одним неприятным свойством - она мало чему учит, но неизбежно повторяется. 

Михаил Беляев, главный экономист ИФРУ, ведущий аналитик Агентства ФинЭк