Бюджетная дистрофия: болезнь или симптом?

Деньги бюджета стремительно иссякают, и социальная инфраструктура всё больше погружается в состояние хронического недофинансирования. Но проблема лежит далеко за пределами бюджетной сферы. 

Недавно Интернет был ошарашен чудовищными цифрами. На бюджетном совещании у премьер-министра Дмитрия Медведева Минобрнауки огласило планы по сокращению бюджетных мест в вузах и увольнению научных сотрудников. По утверждению Минобрнауки бюджетные места и ставки сотрудников придётся сократить, если Минфин не откажется от своего намерения резко урезать финансирование госпрограмм «Развитие образования» и «Развитие науки и технологий». 

Госпрограмма по образованию уже была недофинансирована в прошлом году. Такими темпами она должна будет сократиться на 11,5% в этом году и на 23,4% — в следующем. А в 2018 и 2019 годах финансирование должно будет упасть на 28,5% и на 35,2% соответственно. 

По причине недофинансирования в 2017 году под сокращение могут попасть 40% бюджетных мест в вузах. А к 2019 году придётся уволить из вузов, Академии наук и Курчатовского института более 10 тысяч научных сотрудников. 

Просочившаяся в прессу информация наделала много шума и уже на следующий день глава департамента информационной политики Минобрнауки Анна Усачева была вынуждена оправдываться, утверждая, что оглашённые её министерством планы не могут быть реализованы. «Сведения, изложенные в публикации, не соответствуют действительности, некорректны и не являются официальной позицией Минобрнауки России», — заявила Усачева. Количество бюджетных мест в вузах, как подчеркнула представитель министерства, гарантировано федеральным законом и не может подвергаться сокращению. 

И всё-таки странная получается картина: сокращать научных сотрудников и бюджетные места в вузах нельзя. Но денег на их содержание тоже нет. Спрашивается, как выходить из ситуации? Премьер-министр заявил: «…придется проводить оптимизацию расходов за счет перераспределения средств на самые важные направления и снижать неэффективные траты», и предложил Минобрнауки и Минфину как-нибудь самим решить свои разногласия. На деле, вероятно, проблема будет решаться такими же фарисейскими методами, как и реализация «майских указов». Целевые показатели надо исполнять, а денег нет. Вот и будут резать по живому, изыскивая средства хитрыми методами. 

Например, путём сокращения количества сотрудников и повышения зарплат оставшимся. Или за счёт введения обязательных платных предметов для студентов-бюджетников и т. д.

В здравоохранении ситуация не лучше. Только за несколько месяцев 2016 года уволились около 50 тыс. санитарок, а также 16 тыс. фельдшеров и медсестер. Финансирование медицины урезается, количество медучреждений сокращается. 

И всё это можно было бы понять. Ведь бюджетные поступления действительно сократились. Денег на полноценное финансирование социальной сферы, действительно нет. Если бы не одно «но»! Дело в том, что урезание социальной сферы происходит на фоне огромных потерь (как реальных, так и потенциальных) из-за неэффективности либеральной экономической модели. Дело тут и в коррупции, и в неграмотном управлении. А, кроме того — война с неясными целями в Сирии (это миллиарды рублей). Чубайсово Роснано с миллиардными убытками. И много чего еще. Типа Ельцин-центра, 

Коррупция 

Счётная палата ежегодно выявляет неэффективные траты бюджета с нарушением законодательства на полтриллиона рублей. Какая часть этих средств всего лишь неэффективно использована, а какая в прямом смысле сворована — разбираются правоохранительные органы. Только вот качество всего этого механизма по борьбе с нарушениями вызывает сомнение. В 2015 году Счётная палата отправила в следственные органы и прокуратуру 110 материалов. По состоянию на февраль 2016 года было открыто только 36 уголовных дел. По остальным шли процессуальные и доследственные проверки. Удивительно, что при столь грандиозных бюджетных нарушениях (более 500 млрд руб.) масштаб уголовного преследования столь незначителен. 

Коррупционные потери бюджета вполне сопоставимы с тем дефицитом, который испытывает социальная сфера. В тот самый момент, когда нам говорят о нехватке денег на больницу или школу, в бюджете прокручивается громадный объём средств, предназначенных только для того, чтобы осесть в карманах вороватых чиновников и их подельников. 

По экспертным данным средний размер откатов на госзаказе составляет около 30%, а гособоронзаказе — около 70%. В государственных компаниях нецелевое использование средств варьирует от 40 до 60%. За эти деньги вполне можно было бы решить проблемы и образования, и здравоохранения. Но средства уходят тем, кто создаёт мало чего полезного для общества. 

Показательными с точки зрения оценки масштабов коррупции являются крупные проекты. Они привлекают интерес журналистов и находятся в фокусе внимания общественности. Поэтому в ходе их реализации на поверхность всплывает много всего интересного. Одним из таких примеров, является строительство космодрома «Восточный». 

Стройка началась в 2011 году. Уже к осени 2013 года отставание от графика составило 18 месяцев. Коррупционная составляющая просматривается в строительстве невооружённым глазом. Из 112 крупных субподрядчиков у 40 не было собственных зданий и оборудования, а у 25 субподрядчиков сумма выигранных тендеров по космодрому более чем в 4 раза превышает выручку за год, предшествующий заключению договоров. Как такое может быть вполне понятно. Подряды раздавались не тем фирмам, которые имеют крупный оборот и богатый опыт строительства, а «своим» организациям, которые в итоге и разбогатели на строительстве. О должном качестве при такой схеме говорить не приходится. 

По оценке Счетной палаты, расходы на строительство космодрома только лишь с помощью необоснованного применения индивидуальных индексов были преднамеренно завышены на 18%. Притом, что только на первую очередь строительства было израсходовано 161 млрд. руб. На второй этап планируют потратить ещё больше. 

Чиновники и их приближённые бизнесмены строили так, как привыкли — сначала себе в карман, а потом, что останется — на строительство. Однако, космодром — проект стратегического значения и то, что легко прошло бы при обычном исполнении госконтракта, на Восточном всё же привело к уголовным делам. Их в итоге было открыто более 30. Один только руководитель «Дальспецстроя» похитил со своими сообщниками, по версии следствия, более 1,8 млрд руб. 

Всё это сопровождалось постоянными забастовками рабочих, которым месяцами не выплачивали и без того скромные зарплаты. Кстати, руководители стройки себя зарплатами не обделяли. Например, другой экс-глава «Дальспецстроя» Дмитрий Савин устроил к себе жену на ежемесячный оклад 800 тыс. руб. 

Неэффективное управление 

Ярким примером неграмотной экономической политики является ситуация в сфере кредитования инвестиций. Высокие процентные ставки являются давней российской проблемой. В то время как американская промышленность кредитуется под 2,25%, а средняя стоимость кредита в Японии и некоторых европейских странах и того ниже, в России средняя процентная ставка составляет 15,9%. Ограниченность доступа к кредитному ресурсу в России влечёт за собой недофинансированность инвестиций. Если в развитых странах кредит составляет более 40% в структуре источников инвестиций, то в России — менее 10%. Однако, не желая допускать рост денежной массы, Центробанк тормозит развитие институтов льготного (дешёвого) кредитования производителей, хотя проекты таких институтов давно разработаны. 

Даже введённая в 2014 году система проектного финансирования буксует. За 2015 год Межведомственной комиссией при Министерстве экономического развития было одобрено кредитов в общей сумме всего лишь на 236 миллиардов рублей в рамках программы проектного финансирования. Но даже из этих кредитов выданы были не все. 

Центробанк сначала установил лимит 100 млрд рублей, а в марте 2016 года и вовсе заморозил проектное финансирование. На тот момент предприятия успели взять кредиты только на 74 млрд рублей. И это при том, что необходимая для модернизации российской экономики сумма исчисляется триллионами рублей. А ведь каждый потерянный рубль инвестиций — это несколько рублей в будущих многолетних совокупных доходах, а значит, и в бюджете страны, которому так не достаёт финансовых ресурсов. 

Так чего боится Центробанк? Инфляции? Полагает, что увеличение денежной массы повлечёт рост цен? Но ведь известно, что предновогодние бюджетные инъекции по два триллиона рублей в месяц не демонстрируют существенных инфляционных всплесков. С чего взяли руководители ЦБ, что жалкие 236 млрд руб., предназначенные для ввода в оборот в течение года (а по факту и дольше) могут дестабилизировать цены? 

Таким образом, бюджетные проблемы вовсе не представляют собой некое отдельное явление, стоящее особняком от общеэкономической ситуации в стране. Дефицит бюджета — это не отдельная болезнь страны, а один из симптомов общей неэффективности модели. Спасение бюджета невозможно без улучшения состояния экономики в целом. Однако понятно, что эта цель достижима только иными методами, чем те, что практиковались на протяжении последних лет. Если ранее либеральная политика не позволяла добиться прорывов в оздоровлении спектра ВВП, то она не сможет сработать и теперь, в условиях санкций и безденежья. 

Андрей Дёгтев 

http://rusrand.ru/analytics/byudjetnaya-distrofiya-bolezn-ili-simptom