Как «Записки охотника» Тургенева французы превратили в Записки барина о жизни русских рабов

В годы Крымской войны «русская тема» во Франции была очень модной. Вовсе не случайно в первые месяцы войны в переводе Эрнеста Шаррьера в Париже были опубликованы «Записки охотника» И. С. Тургенева. Но даже такое, казалось бы, далекое от политики произведение преподносилось французскими критиками и публицистами как важный исторический документ, характеризующий внутреннее состояние таинственной северной империи. Об этом свидетельствовал уже перевод названия книги: «Записки русского барина, или Картина современного состояния дворянства и крестьянства в русских провинциях».

Так, газета «Illustration» сообщала: «Большое удовольствие и пользу получит читатель при ознакомлении с “Записками” русского охотника или барина, по-видимому, очень искренними и точными. В этих талантливых рассказах, лишенных всякого отпечатка ремесленности и претензии на эффект, можно найти сведения исключительной ценности, особенно в современных условиях, о загадочной жизни русских рабов».

Такое название книги и ее весьма вольный перевод возмутили писателя, о чем он не преминул сообщить главному редактору газеты «Le Journal de St. Pétersbourg» 7 (19) августа 1854 года.

В этом письме Тургенев отмечал: «Мне недавно попался в руки французский перевод одного из моих сочинений, напечатанного года два назад в Москве. Этот перевод, неизвестно почему-то названный «Записками русского барина» —«Mémoires d’un seigneur Russe», подал повод к нескольким статьям, помещенным в разных иностранных журналах. Вы легко поймете, м. г., что мне не идет вступать в прения с моими критиками, слишком, впрочем, ко мне благосклонными, но я чувствую потребность протестовать против заключений, которые многие из них сочли возможным извлечь из моей книги. Я протестую против этих заключений и против всех выводов, которые можно из них сделать, протестую как писатель, как честный человек и как русский <…> Что касается до перевода г. Е. Шарриера, по которому судили обо мне, то вряд ли найдется много примеров подобной литературной мистификации. Не говорю уже о бессмыслицах и ошибках, которыми он изобилует, — но, право, нельзя себе представить все изменения, вставки, прибавления, которые встречаются в нем на каждом шагу. Сам себя не узнаешь».

Примеров таких «бессмыслиц» Иван Сергеевич приводит множество: «Заяц, преследуемый собакою, превращается под игривым пером моего переводчика в “белку, которая взбегает на верхушку сосны и чешет себе нос”…На стр. 104 есть следующая фраза:...“Собаки махали хвостами... в ожидании ортоланов” (то есть небольших птичек). Откуда взялись эти птички? У меня сказано «овсянка», но словарь, с которым советовался г. Шарриер, вероятно, не объяснил ему, что овсянкой называют также кашицу для собаки. На стр. 380 вы с удивлением читаете (действие происходит в глубине России) о “беготне черных (т. е. невольников, des noirs), важно занятых своею службою”. Черных невольников??! Вот объяснение загадки: г. Шарриер смешал слова арапник и арап и построил свою фразу на основании этой ошибки».

Уже после Крымской войны, в 1858 году, вышел новый перевод «Записок охотника» на французский язык, выполненный Ипполитом Делаво под наблюдением самого Тургенева, который почти год работал вместе с переводчиком. В предисловии переводчика к этому изданию было размещено, вероятно, по желанию Тургенева, уточняющее письмо, в котором отмечалось: «Перепечатка эта объясняется тем, что перевод Делаво, принципиально отличавшийся от перевода Шаррьера и притом авторизованный, должен был аннулировать в глазах французских читателей и критики перевод 1854 года».

Именно с «Записок охотника» начинается активное знакомство французов с русской литературой. А мы можем вспомнить Ивана Сергеевича Тургенева не только как талантливого писателя, но как «честного человека и русского». Русского патриота.

Наталья Таньшина