Михаил Маргелов: «Общеевропейский дом» развалился уже давно

Система европейской безопасности, такая, какой мы ее знаем последние десятилетия, терпит крах. Беспомощность международных структур, в которые стремилась встроиться Россия в силу принципа преемственности ленинской внешней политики СССР, очевидна. Парадоксально, но единственное, что еще как-то удерживает существующую систему, - это понимание риска глобального уничтожения человечества в том случае, если произойдет ядерный конфликт между Россией и США. Единственный "рудимент" Ялтинско-Потсдамской системы, который все еще, к нашему всеобщему счастью, действует в условиях переформатирования глобальных "центров силы" в сторону многополярности.

Европейские системы безопасности меняли друг друга с пугающей закономерностью революций и войн, которые их ломали и расчищали место для создания новой структуры, призванной от этих самых революций и войн уберечь человечество. Еще на Венском конгрессе (1814) великие державы попытались учредить устойчивый порядок управления континентом, который не выдержал испытания временем, в том числе потому, что базировался на принуждении. Более мягкий, но одновременно и более циничный вариант, родившийся в Версале столетием позже, рухнул в силу того, что не стал инклюзивным. Самой долгоживущей оказалась Ялтинско-Потсдамская система. Несколько десятилетий в Европе действовали понятные правила игры и царил формально устойчивый мир, основанный на военном паритете двух сверхдержав.

Слом ограничений, накладывавшихся логикой биполярного противостояния, на которых базировалась европейская безопасность, а также стремление противодействовать становлению многополярного мира, означали "конец истории". Непосредственной причиной стали попытки утвердить примат либерального идеализма в его прагматичной, рыночной версии над прочими устремлениями, а также намерение противодействовать становлению многополярного мира. Именно с этой версией мечты о трансконтинентальном единении и европейской архитектуре сегодня прощаются наши западные партнеры.

В результате слома ограничений, накладываемых логикой биполярного паритета, Европа после падения Берлинской стены столкнулась с самыми кровопролитными конфликтами со времен Второй мировой. И речь не только о балканских войнах, но и о событиях в Грузии, Азербайджане и Молдавии. В европейских столицах предпочитали строить свою политику, в том числе прямо вмешиваться в эти события с грацией слона в посудной лавке, как в ситуации с Косово. Это привело к тому, что по периметру границ Европы возникли замороженные конфликты и непризнанные государства, население которых годами вынуждено было жить в состоянии военной угрозы и социально-экономических тягот.

Фигурально выражаясь, "общеевропейский дом" развалился уже давно, задолго до сетований канцлера Шольца, точнее говоря, именно по вышеозначенной причине его строительство не сумело подняться выше концептуального фундамента. На деле все эти годы существовало как бы две Европы - образцово-показательный заповедник евро-атлантических ценностей вокруг Брюсселя, и подзабытая проблемная периферия. России, несмотря на признание ее статуса одной из ядерных сверхдержав, было отведено место именно в этой "Европе второго сорта", при том, что Москва многократно заявляла еще в ельцинские времена о желании сблизиться до уровня интеграции с ЕС и даже НАТО. Посмеиваясь втихую над наивностью постсоветской дипломатической линии, западные партнеры всем видом давали понять, что новообразованную РФ на своем празднике жизни готовы видеть лишь в качестве специально приглашенного гостя, не более. Исполинские размеры России банально пугали, а ее культурно-историческое наследие интерпретировалось западными "демократоведами" как несовместимое с мировосприятием Европы "первого сорта".

Вместо равноправной и взаимовыгодной системы общеевропейской безопасности, опирающейся на военный паритет сверхдержав, была выстроена мишура институтов, призванных якобы наладить (а в реальности имитировать) диалог между обеими Европами. На их содержание уходили миллионы евро и тысячи часов переговорного времени, в кулуарах шла страстная "борьба за власть", а их бюрократические аппараты стали "вещью в себе", породив отдельный класс европейских чиновников-паразитов. Со стороны стран Запада не прослеживалось сколько-нибудь четкого желания наполнить существование этих институтов, будь то ОБСЕ или Совет Европы, хотя бы относительным субстантивом. Скорее, наоборот, они стремились выхолостить содержание этих структур, постепенно втянув через "Восточное партнерство" и "Партнерство во имя мира" все пока что несоответствующие либеральным евростандартам государства "другой Европы" в орбиту влияния, а затем и в состав Евросоюза и НАТО.

Кроме России, разумеется, по указанной выше причине. Что и продолжало предопределять эфемерность перспективы общеевропейской безопасности и всех рассуждений вокруг нее.

Соответственно, на урегулировании кризисов, пустивших метастазы в системе европейской безопасности практически с момента ее возникновения, согласно этой логике, можно и не сосредотачиваться. Зачем бросать силы на примирение Молдовы и Приднестровья, Косово и Сербии, Армении и Азербайджана, Грузии с Абхазией и Южной Осетией, если, исходя из такой философии, рано или поздно все они окажутся в одном лагере победившей либеральной демократии?

В итоге, когда дело дошло и до военных событий 2008 года, а затем - до 2014-2015 гг., та же ОБСЕ оказалась бессильной. Ни политических, ни человеческих ресурсов этой организации не хватило для того, чтобы остановить кровопролитие. Каждый СМИД ОБСЕ был похож друг на друга и поражал своей политической импотенцией. Министры год за годом твердили об институциональном кризисе и о необходимости реформировать ОБСЕ. Пользы от этой вялотекущей реформы было столько же, сколько от изменения формы грыжи или опухоли: как ее ни меняй, полезным органом она не станет.

А ведь начало ОБСЕ было внешне эффектным. Хельсинкский акт, разрядка в Европе, поиски общих фундаментальных ценностей. Правда, уже тогда проглядывали будущие несчастья ОБСЕ. Она с самого начала была слишком сырой, чтобы стать реальным органом согласованной политики и с головой выдавала желание Запада превратить организацию сугубо в школу адаптации Восточной Европы к либеральному мироощущению. Поэтому разрядка второй половины 70-90 гг. кончилась ракетным кризисом. ОБСЕ же стала местом цивилизованной порки восточноевропейцев, ведь как раз тогда Европа вступила в эпоху отмены смертных казней и резиновых пуль. Постепенно объектом приложения усилий ОБСЕ остались Югославия и Россия. Бюрократические битвы на время даже оставили этот институт без руководства. Парламентская ассоциация ОБСЕ превратилась в очередной клуб по шельмованию России объединенными силами ее европейских оппонентов и США. Непропорционально много внимания уделялось миссиям БДИПЧ, тогда как собственно поддержание безопасности - то, ради чего ОБСЕ и создавалась - ушло на второй план.

Все эти годы существовало как бы две Европы - образцово-показательный заповедник евро-атлантических ценностей вокруг Брюсселя, и подзабытая проблемная периферия

В итоге европейская дипломатия вместо того чтобы опираться на площадку ОБСЕ, вновь перешла в режим "ручного диалога" великих держав, благодаря которому, собственно, и стал возможен компромисс "Минска-2", хоть временный, но давший некую надежду на выход из украинского кризиса.

Параллельно деградировал и Совет Европы, трансформировавшийся в де-факто придаток Европейского союза. В связи с тем, что развитию СЕ европейские державы уделяли внимание по остаточному принципу, организацию, особенно наглядно в Парламентской ассамблее, начали захватывать представители восточноевропейских стран, использовавшие ее в первую очередь для генерирования бесчисленных антироссийских докладов и резолюций. С выходом России из СЕ его ценностной вклад в укрепление общеевропейской архитектуры окончательно утрачивает какую-либо политическую логику, хотя нынешнее руководство СЕ задиристо кричит о том, что организация что-то там еще построит и что ныне она нужна "как никогда прежде". Международное чиновничество, понятно, до смерти напугано перспективой свертывания насиженных мест.

Наконец, несколько слов о структуре непосредственной связи России со структурами "первой Европы" - Евросоюзом и НАТО. Что касается диалога по линии Россия - ЕС, который воплотило в жизнь считавшееся в свое время историческим Соглашение о партнерстве и сотрудничестве, то он был демонстративно умерщвлен. Аналогично - и в отношении системы связи Россия - НАТО, базировавшейся на Основополагающем акте 1997 года и Римской декларации 2002 года. В Брюсселе и Вашингтоне выбрали игру с нулевой суммой, когда созданию общих пространств безопасности и экономического сотрудничества предпочли формирование старых добрых сфер влияния с постепенным выдавливанием из них Москвы.

К чему все это привело, мы наблюдаем в прямом эфире. Почему не сработали предохранители всей махины выстроенных структур европейской безопасности, тоже, в общем то, понятно. Но вот почему дипломатия оказалась бессильной и почему российская внешняя политика не реагировала более решительно на имитационную деятельность европейских институтов, очевидно неадекватную российским жизненно важным интересам? С этими вопросами необходимо решительно разбираться, если есть стремление создать нечто более прочное.

И резонный вопрос - что дальше? Сможем ли мы после происходящих на наших глазах событий перейти к повторному выстраиванию общеевропейского дома либо эту идею стоит отбросить как заведомо утопическую?

Наверное, в первую очередь следует определиться с тем, что мы подразумеваем под Европой. В современном понимании это понятие включает не только сообщество либеральных демократий с центром в Брюсселе. Европа - это и Стамбул, Луганск, Ереван, Махачкала, Уральск… Европа неразрывна связана и с Азией, и с Ближним Востоком, а через него - с Африкой. Понятию европейскости как географического феномена, подразумевающего тесную, через Атлантический океан, связку с Соединенными Штатами, мы можем противопоставить более широкий подход. Настоящая Европа - не на картах, она в головах. Вместо одного общеевропейского дома мы можем говорить о строительстве жилого массива, связующей тканью которого были бы не абстрактные ценности, а общая история и универсальные ценности.

Необходимо четко осознавать, что альтернативой этому процессу является лишь дальнейшая деградация всей системы уже не европейской, а международной безопасности. И цена этой деградации крайне высока. Тот же комплекс соглашений в сфере контроля над вооружениями, создававшийся с 1960-х годов, в результате, в первую очередь, событий в Европе практически развалился. Масштабная гонка вооружений на одном континенте им не ограничится - она неизбежно станет глобальной. Соответственно, эскалация, чреватая переходом к всерьез рассматриваемому некоторыми стратегами ограниченному использованию ядерного оружия, не сведется к зоне украинского конфликта, а резонирует в самой жесткой форме по всей планете. Не говоря уже об энергетических и продовольственных кризисах, которые могут быть стихийными, а могут намеренно инициироваться в рамках намечающейся войны всех против всех. Ключ к разрядке, как и полвека назад, лежит в плоскости европейской дипломатии. Попытка на пепелище европейской безопасности в ее прежнем иллюзорном виде воздвигнуть жизнеспособную конструкцию сегодня объективно соответствует интересам и чаяниями не только жителей континента, но и всего встревоженного последними событиями человечества, как бы пафосно это ни звучало.

Российская газета №116(8764)