Сергей Морозов: И снова покороче

До недавнего времени мне очень нравилось зарубежное книгоиздание. Не будем копать вглубь, но там все было довольно рационально устроено. За это его проклинали, но в этом был свой резон. О чем я? Да о том, что оно изо всех сил пыталось опровергнуть расхожее мнение "не судите о книге по обложке". Нет, наоборот, именно по обложке нас и приучали судить. И было очень удобно, даже открывать необязательно. Не только обложка, но и шрифт на ней безошибочно указывали по какой категории проходит книга и в какой ряд ее следует отправлять - чтиво, или нечто с претензией. Домозяйки издалека видели свою домохозяйкину литературу, и выбирали ее безошибочно. Эстеты и разного рода головастики опознавали свое.

Каждый знал свой шесток.

Но с тех пор как домохозяйки смешались с эстетами, эта удобная вещь "встречают по обложке" канула в лету.

Нынче каждая кухарка обязательно в своей книге проповедует.

А любой эстетский текст отдает "заливной рыбой".

Все смешалось, и золотые времена, когда можно было знать точно что ты взял именно детектив, а не семейную драму получившую "Стальной кинжал", фантастику, а не аллегорическую повесточную литературу миновали. Все стали одновременно пророками и мещанами.

Пошлость - это единственная ценность, которую преподносит нам современная литература. Уроки тупости, скудоумия, избитости - вот чего там в избытке. Какую бы книгу ты ни открыл - высокую или невысокую. Еще раз: когда люди начинают читать, они перестают мыслить.

Нечто похожее я встретил, наконец, в одном современном романе. Черным по белому про тщетность всяческой культуры. Мол, пока я читал Сенеку, вокруг рушился мир. Пропади пропадом при таком раскладе и литература, и мудрость.

Обычное уже противоречие.

Осуждение культуры оформлено культурным способом - через культуру, через роман. Идея бессилия и ненадобности вековой мысли и культурных стараний подтверждена практически. Если мы не читаем книг, то так и не узнаем, что они вредны и бесполезны ("собрать бы все, да сжечь").

Если же мы это прочли, то уже, вряд ли, способны к активным действиям. Отравлены литературой навечно.

Что толку в мудрости и культуре, когда мир несправедлив, - это крик бессилия. Мы читаем, а, значит, уже не делаем. Литература не вдохновляет, а отвлекает от деятельности. Уводит в мир грез ("вот, если бы я мог...") и безделья. Заставляет довольствоваться благими намерениями, не принуждая самого ни к каким практическим действиям. Ведь если автор понимает тщетность и суесловность написанного - зачем пишет сам, да не просто пост там или статью, а роман. В лицах изображает то, что можно было бы сказать нелитературно: книга вредна. Надо не читать, а действовать.

Впрочем, не читать надо не всякую литература, а только ту, что лишена этого пафоса действия, ограничивается констатацией и ни к чему не ведущими сентенциями и лозунгами. Будущее за литературой действия и практики. Это относится том числе и к форме, к новому способу чтения текста. Вдохновлять и озвучивать - это уже мало.

Но вернемся к мещанству, обывательшине и пошлости, как основному содержанию современной прозы. Они и впрямь взгромоздились на церковную кафедру и проповедуют. Одолел мемуары некоей писательницы средней руки. Крепкий профессионал и, в общем, далеко неглупа. Воспоминания о детстве и семейной трагедии, приуроченной к историческому поворотному моменту.

Общая канва: жили - не тужили, ели пончики и овсянку с мороженым. И тут началось. Задвигались тектонические исторические плиты. Мещанскому счастью пришел конец. И овсянка с мороженым в рот не лезет и сок мандариновый не льется. А тут еще работяги на местном заводе подняли бузу. Недовольны условиями. В общем, история выступила против обывателя.

Читается именно так.

Раньше на месте обывателя стоял простой человек ("пол деревянный, лавка и свечка...") с умеренными потребностями и, как писали в религиозно-философских трактатах Серебряного века, одухотворенным бытом. Нынче это мещанин, пребывающий в вечном наслаждении бытом и за бытом не видящий ничего. Дарданеллы, это тоже, кстати, мечта мещанина.

Нынче сам быт и есть дух. И понятно, что такого духа надо чураться.