МИД и дипломатия СССР: какими они были в конце советской эпохи

В самом начале 2000-х годов покойный Евгений Петрович Гусаров, тогда заместитель министра иностранных дел, рассказал мне об одном своём разговоре с заместителем госсекретаря США Строубом Тэлботтом. Этот разговор закончился следующими словами американца: «Мы понимаем, что у нас всегда будут проблемы с МИДом России, пока в нём работает хотя бы один выходец из МИДа СССР». Мне тогда это понравилось, хотя установка «сверху» в те годы давалась только на улучшение российско-американских отношений, на то, чтобы «не создавать проблем». Сейчас это вообще звучит комплиментарно. Времени, правда, у меня сейчас больше, чтобы задуматься глубже, и я понимаю, что не всё тут так просто: мол, был некий идеальный МИД СССР, который последовательно защищал интересы отчизны и, соответственно, только и делал, что бодался с американцами, а вот после 1991 года состав МИДа стал меняться на проамериканский. Тем не менее, Тэлботт, если верить Гусарову, а оснований не поверить ему у меня не было и нет, сказал то, что сказал.

МИД СССР был далеко не так однозначно антизападным, как сегодня иногда его рисуют те, кто особенно безоглядно ностальгирует по СССР. Но и прозападным, даже в период, когда им руководил Эдуард Шеварднадзе, он не был. МИД СССР был разным. Из его недр вышли такие принципиально разные люди, как Юлий Квицинский и Анатолий Адамишин, Андрей Козырев и тот же Евгений Гусаров. МИД СССР был разным в разные годы, как разной была внешняя политика СССР - до 1986 года и в последние пять лет существования державы.

Из недр советского МИДа вышли такие принципиально разные люди, как Андрей Козырев…

Я вошёл в советскую внешнюю политику ещё в её лучшие времена – в конце 1970-х годов. Сначала – в качестве переводчика по линии Международного отдела ЦК КПСС, потом работая уже в МИДе. Мне повезло, что я попал на африканское направление, поскольку оно, как и ближневосточное и азиатское направления, производило наиболее квалифицированные и патриотически настроенные кадры. Европа и США сильно развращали наших работников, и это чувствовалось, тем более что и процент выходцев из позднесоветской номенклатуры на этих направлениях был большим, а «верхи» у нас тогда уже активно загнивали. Но даже в этих персонажах советская система образования и воспитания, общая атмосфера в стране удерживали многое из того, что необходимо для формирования мировоззрения честного гражданина. А гражданами мы все были - советской страны, общенародного государства.

… и Евгений Гусаров

Соответственно, и мне это представляется принципиально важным, руководство МИДа и весь дипломатический состав были из числа тех, кому у нас в стране принадлежала власть и в чьих интересах она осуществлялась: интеллигенции, рабочих, крестьян. Положение в этом плане было методологически, но только методологически, сродни тому, которое существовало в Московском царстве и в Российской Империи, где в Посольском приказе, Коллегии иностранных дел, МИДе служили (и тем более возглавляли его и посольства) представители знатных и привилегированных слоёв, также составлявших основу власти, но власти иного свойства. Сегодня дело обстоит принципиально иначе. Внешнюю политику государства, приоритетными для которого являются интересы крупного бизнеса, делают люди, чаще всего никакого отношения к капиталу и капиталистам не имеющие – в годы, когда нынешняя «элита» прибирала к рукам народное достояние, они за редким исключением честно трудились на государственной службе. Это серьёзное противоречие, и оно так или иначе постоянно даёт себя знать. Его не отменяет даже обращение к вечным интересам России: капиталу, как мы знаем, далеко не всегда свойственно ставить на первое место интересы государства.

Как и большинство советских людей, каждый в своей области, сотрудники МИД СССР имели хорошее образование. Не идеальное, но хорошее. Но в нём были изъяны. В чём я сегодня вижу главные из них? В слабости культурно-исторической составляющей советского гуманитарного образования.

Возможно, в МГИМО дело обстояло несколько иначе, хотя сомневаюсь в этом, но я пришёл в МИД СССР из МГПИИЯ им. Мориса Тореза, тоже так называемого «идеологического» вуза, и у нас внимание к мировоззренческой составляющей носило преимущественно партийно-политический характер. Получалось так, что о себе мы изучали только историю партии, марксистско-ленинскую философию, политэкономию социализма, а о странах осваиваемых языков – всё: и историю, и литературу, и религии, и общественную мысль, и культуру, искусства, и прочее, и прочее, и прочее. Мы были призваны на борьбу с Западом, но ни «России и Европы» Н. Я. Данилевского, ни «Борьбы с Западом» С. С. Страхова не читали. Ну не абсурд, если не сказать сильнее?

Более того, в стиле советской «лакировки действительности» до нас не донесли необходимые нам для нашей конкретной внешнеполитической работы реалии жизни в самом СССР. В данном случае я имею в виду реалии традиционного общества с его межнациональными и межклановыми отношениями. Вот конкретный пример. В Мозамбике, где я начинал свою дипломатическую службу, некоторые аспекты внутриполитических и кадровых решений оставались для нас до определённого времени непонятными. В 1990 году к нам приехал на работу выпускник Дипакадемии из партийного набора, работавший раньше в ЦК Компартии одной из наших среднеазиатских республик, и предложил взглянуть на эту проблему с точки зрения межклановых, племенных взаимосвязей.

Мы исходили из того, что работаем в стране социалистической ориентации, главная задача которой – противостояние неоколониализму и империалистической агрессии; если и искали в мозамбикском руководстве проводников неудобных нам идей и действий, то с точки зрения подрывной работы Запада. Более глубокий взгляд, однако, добавил в эту картину важные детали: мы работаем в патриархальном обществе, где выбор части элиты в пользу построения социализма – да, есть, но в его основе – борьба за лучшие позиции именно своего рода, своего племени. Кстати говоря, и гражданская война там шла по межплеменному разлому, усиленному религиозными противоречиями: борцы за независимость в юности воспитывались преимущественно протестантскими миссионерами, а проколониальная, прозападная группировка – католиками. Мог в этом глубоко разобраться обычный выпускник советского «идеологического» вуза? С очень большим трудом и то только если он целенаправленно занимался самообразованием. А вот человек, поработавший по партийной линии в Средней Азии, всё это воспринимал как должное, хорошо понимал. Они там такие отношения серьёзно учитывали, хотя для всей страны эти реалии уже были отнесены к категории «пережитков прошлого».

Гражданская война в Мозамбике (1976-1992 гг.) во многом носила межплеменной и межконфессиональной характер

Вместе с тем, в рядового сотрудника МИД СССР были заложены многие важные, основополагающие идеи, обеспечивавшие правильное понимание нашей истории, утверждавшие патриотизм. Советское образование не позволяло, как я уже сказал, сформулировать это во всех культурно-исторических нюансах, но мы полностью отдавали себе отчёт в том, что различия между нами и Западом принципиальны, что мы всегда будем оппонентами. Пусть это было политико-идеологическое, преимущественно классовое восприятие, но оно было правильным. Мы исходили из того, что наша страна имеет собственный цивилизационный выбор, что она делает собственное большое мировое дело: предлагает свою справедливую альтернативу и внутреннего общественно-политического устройства, и международной политики. Это понимание помогло многим из нас без потерь для своего мировоззрения пройти через «перестройку» и «козыревщину». Многим, но, к сожалению, - не всем.

Дело в том, что во второй половине 1970-х это понимание начали размывать, причём размывать целенаправленно. Появилась концепция «конвергенции», заговорили о том, что «Россия тоже Европа» и что есть некие превалирующие «общечеловеческие» ценности… Как будто не понятно было, что это не общечеловеческие, а западные ценности, только выдаваемые нам в красивой обёртке! Нельзя было разряжать свой цивилизационный заряд, пороча скопом все составляющие советской цивилизации, в то время как чужой заряд оставался, с одной стороны, неразряженным, продолжал служить нашим противникам, а с другой, - был бесполезным, а во многих случаях и вредоносным, для нашей жизни.

Одним из коньков критиков советской дипломатии является критика политических назначений, определения на работу за границу в качестве послов бывших партийных руководителей. Мне она тоже в те годы была не по душе, ибо одного такого – бывшего второго секретаря ЦК Коммунистической партии Литвы Н. К. Дыбенко - я в Мозамбике наблюдал близко, но в полной мере судить о ней в силу недостатка информации по другим загранучреждениям я не мог. Сегодня точно могу сказать, что такого позора, как тот, что мы не так давно наблюдали в Киеве, куда были направлены в качестве послов сначала Виктор Черномырдин, а потом Михаил Зурабов, в советское время и представить себе было невозможно.

Тем не менее, мы в Мозамбике ждали после Дыбенко посла-«профессионала» и дождались. Он приехал и сказал, что коллектив посольства ему не нужен – достаточно повара и секретаря. И действительно ему лично никто не был нужен: он и сам мог высасывать из газет и бесед в дипкорпусе удовлетворявшую тогда Москву информацию. Но посмотреть дальше и глубже, понять, что широкий спектр контактов в мозамбикской элите в одиночку не удержать, что в те сложнейшие годы важно было сохранять мидовский коллектив, поддерживать всех советских граждан, оказавшихся за десять тысяч километров от Родины, он не смог. Политического и культурного кругозора ему не хватило.

«Фейковый» ГКЧП

Эта ограниченность политического видения будущего проявилась и в позиции, которую заняло руководство МИД СССР по отношению к ГКЧП. До сих пор не могу понять, как можно было всю жизнь заниматься политикой и не увидеть, что весь этот ГКЧП - это, как сейчас говорят, фейк, подстава, подлог, дискредитация, - что угодно, только не реальная борьба за сохранение Советского Союза. Лучше бы хотя бы кто-то наверху мидовской пирамиды ушёл в отставку после того, как летом 1990 года Горбачёв на встрече с канцлером ФРГ Колем в Архызе, проигнорировав рекомендации и МИДа и Международного отдела ЦК КПСС, занял в вопросе об объединении Германии позицию, которую иначе как предательской не назовёшь, – больше бы пользы было!

Мы же в младшем и среднем мидовском звене к 1991 году ясно отдавали себе отчёт в том, что и внешняя политика СССР, и само его руководство себя исчерпали. У нас уже просто не было больше сил терпеть эту до тошноты опостылевшую сдачу позиций противнику, предательство друзей – как в социалистическом содружестве, так и в «третьем мире», - разбазаривание заделов, созданных в 1960-е и 1970-е годы для сдерживания американской экспансии по всему миру. Мы долго ждали, когда кто-то из руководителей СССР, пусть даже не самого высокого звена, сделает какой-то настоящий шаг, свидетельствующий о несогласии с горбачёвщиной, о намерении противостоять ей, но так и не дождались.

Размышляя обо всём этом, я ещё и ещё раз утверждаюсь в мысли, что основной причиной крушения внешней политики СССР, а потом и всего Союза стало качество советского руководства, его кадровая политика. Даже в высшем эшелоне советского МИДа не было ясного понимания того очевидного факта, что планетарное противостояние давно уже приобрело цивилизационный характер, что нас уничтожают именно как цивилизацию, а не ведут с нами некий классово-геополитический торг. Руководителей, способных опереться на отечественную культурно-историческую силу в синтезе советского и имперского, интернационального и русского, советская дипломатия не воспитала. Не хватило её даже на то, чтобы своим корпоративным решением упредительно поставить на место руководителя МИДа РСФСР кого-то более подходящего или хотя бы менее вредоносного, чем отщепенец Козырев.

Так что же всё-таки имел в виду Строуб Тэлботт, когда с уверенностью говорил о проблематичности для американцев наследия советского МИДа? Думаю, что главным в его формулировке был и остаётся не временной критерий – люди, служившие в МИДе прошлой советской страны, а критерий качественный – люди, служившие в МИДе Союза Советских Социалистических Республик. Лучшие идеалы советской эпохи как эпохи, в которую наша страна достигла вершины своего политического, военного, экономического, культурного и общественного развития, – важнейшая основа нашей суверенности на всех уровнях от личного до общегосударственного. Осознание и учёт ошибок того времени – верная гарантия того, что мы не будем бегать по кругу ни во внутренних, ни во внешнеполитических делах.

Если у наших дипломатических работников будет присутствовать такое понимание, у американцев как выразителей сути и сущности гегемонистских устремлений западной цивилизации всегда будут с нами проблемы.

 

Михаил Демурин, обозреватель ИА REGNUM, член Зиновьевского клуба МИА «Россия сегодня, сотрудник МИД СССР, МИД России (1982 – 2005 гг.)