В начале было… музей? (притча, былое, думы)

«Когда плюёшь в колодец, не надейся, что колодец не выплюнет обратно!»
(народная мудрость древних жителей Сахары)

Притча

Пошли как-то папа-фенолог и сынишка в лес. Идут и чем дальше идут, тем лес становится гуще, темнее, деревья толще, выше, а на земле лежат ещё толще, уже поваленные деревья…

Сначала идти было легко, потом стало трудно перешагивать, потом пришлось через поваленные ветром и старостью деревья переползать, и вдруг сынишка спрашивает: «Папа, а почему в городе мусор убирают и ходить легко, а тут нет?» «Потому, сын, что тут нет мусора», – серьёзно ответил папа. «Как же нет? – серьёзно спросил сын. – Вот валяется дерево, гнилое, разве это не мусор?» «Нет, сынок, это не мусор!» – ответил папа. Сын посмотрел на папу, на секунду отвлёкся и запнулся о ветку, папа ухватил его и не дал упасть. «Мама сейчас бы уже что-то сказала!» – подумал сын. «Сейчас бы мама уже что-нибудь сказала!» – подумал фенолог-папа и остановился. «Знаешь, сын, – начал папа, – мусор в городе, конечно, убирают, а посмотри, сколько на деревьях листьев и всё это живое, а между ними жучки, всякие, паучки, мухи, пчелы, шмели, ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж, – зажужжал папа, да так похоже, что сынишка даже отмахнулся, а папа показывал на стоящее рядом старое дерево высокое и толстое у которого они остановились. – Всё живёт, дышит, пьёт водичку: птички-синички… если бы мы так не шумели, то наверняка увидели бы белочку или барсука, а вот, глянь под ноги…». Сын глянул и увидел высокую серую кучу, по которой ползали муравьи. «А посмотри, куда они ползут?» Сын посмотрел, они ползли по земле, по листьям, по веткам, по коре дерева, везде: «Не знаю!», – пожал он плечами. «Они в муравейник, к себе в дом, собирают еду!» – сказал папа и дальше, пока они шли, рассказал, как живёт лес, кто что ест, чем кормится, и получилось, что в лесу и правда нет мусора: на живом дереве живут одни животные и кормятся, а когда дерево падает, оно кормит других животных и их, больших и маленьких мурашек, да букашек мириады. Причём, что больше всего удивило сына, когда дерево умирает и падает, от него кормится гораздо больше живых существ, чем от живого.

И запомнил сын этот рассказа папы-фенолога и вырос, и кончил биофак МГУ им. Ломоносова и перезнакомился со всеми, и прочитал много хороших книг замечательных авторов, а общаясь с будущими филологами и лингвистами понял, что литературу тоже можно сравнить с лесом, а писатели, как деревья – они тоже кормят, да много кого кормят! И задался он вопросом – это сколько же курсовых работ, статей, диссертаций, монографий в мировой гуманитарной атмосфере-ноосфере защитилось только потому, что такое гигантское дерево, как Лев Николаевич Толстой собрался писать всего лишь об одном декабристе, а написал про весь народ и всю войну и Мiр! В современной фундаментальной науке филологии открытий уже никто не ждёт и, как каждая фундаментальная наука, она ничего не даёт обычному потребителю, и филологи ничего не дают читателю, потому что филологи никогда не писали интересно и не рождали из своей среды писателей-популяризаторов, но они, как муравьи, как очередной участник бесконечной пищевой цепочки на остатках упавшего большого дерева, разбирают наследство великих и не очень великих писателей на молекулы и даже атомы. И сын фенолога поинтересовался у филологов, а когда диссертаций было написано больше, когда Лев Николаевич был жив или когда этот гигант упал замертво? А рядом, в этом же лесу, спокойно долёживают Ломоносов, Тредиаковский, безымянный автор «Слова о полку Игореве», его текст, безымянные авторы забытой филологами русской литературы из серии «Посадская повесть», Пушкин, Лермонтов, Гоголь… целый бурелом гигантов-гениев, вон хотя бы через одного Чехова перешагнуть! Так вот, оказалось, что больше, когда замертво! Кстати, о Пушкине, сегодня филологи не рекомендуют иностранным аспирантам писать кандидатские по Пушкину, мол, там уже «нет новизны!». Автор этой статьи услышал данную удивительную фразу в пересказе аспирантов, которые при этом тайком оглядывались и понижали голос, это было позапрошлой зимой в столовой ГЗ МГУ им М.В. Ломоносова.

То есть, получается, что Пушкина уже съели всего? Обглодали до?.. А не боятся, что Пушкин обидится? Или… или мёртвый лев уже не укусит?
Просто филологи-русисты не знают китайской поговорки, что лучше не дёргать за усы, а тем более, не щекотать под хвостом даже мёртвого Льва!

Былое

А вот директор Государственного литературного музея им. В. И. Даля филолог Дмитрий Бак не боится, особенно, когда речь идёт о современных российских писателях, которые уже несколько десятков лет, т.е. с конца XX века очень по-новому ощущают себя в новой после путча 1991 года стране и новом государстве, где они оказались вне искусства, где их из писателей перевели то ли в связисты, то ли в почтари́, «Летите голуби!..», то ли в двоичный код «011100011010101…» (расшифровывается, как «автор социально значимой литературы»). В чужой среде, т.е. вне культуры, писатели оскудев духом и телом, воспротивились и даже объединились — это до какой же степени их надо было довести, чтобы они повернулись друг к другу лицом, встали к плечу плечом — патриоты — и даже к чему-то приступили, да ещё и в совокупности с государством. По этому поводу музейный директор Бак и дал интервью писателю и лауреату Государственной премии Российской Федерации Павлу Басинскому. Отвечая на вопрос Басинского, Бак высказался с чувством: «Что я испытываю, когда в повестке дня серьезного заседания вижу такой пункт повестки дня: "О передаче писателей в Министерство культуры"? А уличных граффитистов или альтистов не желаете куда-нибудь передать? А цирковых клоунов? К сведению: ФОИВы (федеральные органы исполнительной власти) руководят не людьми, а подведомственными учреждениями. В том числе и Министерство культуры ведает не трубачами и народными артистами сцены, а оркестрами, филармониями и театрами. А для писателей в нынешней правовой реальности - производственные учреждения — это издательства, СМИ, редакции и книготорговые точки. Отраслью здесь является не "книгосотворение", а книгоиздание и книготорговля. Потому и находятся художники слова в ведении Министерства печати, которое ныне оказалось в составе Минцифры».

Разухабисто сказал Бак, особенно по отношению к «альтистам» и «граффитистам», которыми, кстати, в плане обустройства их видов искусства занимается Министерство культуры, иногда, правда, МВД.

И очень честно про трубачей и циркачей, только пренебрежительно!

Интересной пришлась мысль про "книгосотворение», что оно «не отрасль", но Директору этого показалось мало: «Вы скажете, а как же Союзы писателей?» – и он развил эту мысль!

Действительно, а как же союзы писателей?

А вот как:
Но запугивания национализацией, цензурой, а ещё «медучреждениями», Директору показалось мало, и он усилил тезис: «А во что обойдется плановый выпуск миллионов томов нераскупаемой идеологически выверенной макулатуры плюс меры по блокированию сетевых ресурсов, где можно было бы почитать невыверенное, но раскупаемое? Итак, мысль моя проста, как дверь на кухню. Вся эта реставрация идеального прошлого, когда писатели были счастливы и социально обеспечены, невозможна даже не по принципиальным соображениям, а по причинам экономическим. Надо историческую матчасть изучать, коллеги!»
Да, коллеги! Матчасть! Изучать (тут Директора блестяще бы сыграл кролик Додик из мультфильма «Винни Пух в гостях у Кролика»)!

Но, коллеги, разве в этом случае не очевидно, чего не получил бы отечественный читатель: русский, чувашский, зырянский, татарский, а с ними и директор Литературного музея им. О.И. Даля, если бы в Минцифры тех времен, это где нет "книгосотворения", а есть «книгоиздание», а главное, культуры, пришёл бы молодой, ещё только растущий Федя Достоевский, Антоша Чехов, Надюша Лохвицкая, а за ними Миша Шолохов, Изя Бабель, Сева Ива́нов, Фадеев, Герман, Булгаков и другие, а Минцифры (собрание чиновников) не распознало бы их рукописей, а особенно не распознал бы знающий только матчасть (чиновник) Директор рожденного советской властью литературного музея. И сунул бы Директор (ведь только в талантливых руках рукописи не горят) бумажки в печку и выскочили бы из трубы Радиоша с топориком, Гришка Мелихов с казаками белыми и красными, группа молодых русских поэтов, Конармия и поляки, Воланд с Азазелло и Бегемотом и давай шалить на Зубовской, Садовом, Арбате, в Трубниковском, а рядом и счетная палата, и Управление уделами, из которого еще в 1975-м не вывезли со двора пустых бочек из-под шустовского коньяка для стола Императорского двора династии Романовых, и прознал бы об этом околоточный с селедкой Бу́нша с Поварской и стал бы ейной мордой директору в харю тыкать: «Чем, мол, занимаешься, директор-шмиректор? Пойдёшь ты у меня золотарём к Соллогубу!» И осталась бы от Директора только «матчасть», как устоявшееся выражение из списка рекомендаций Остапа Бендера местечковым журналистам, как не стоит заканчивать интервью, а тем более подавать его читающей публике.

А Директор-то, дальше шельмовать, да рубить с плеча! И тут же дал понять силу встречного писателям потока и откуда ведет дверь! С кухни! Это ведь только для простых душ «лучше подальше от начальства и поближе к кухне», а для искушенных понятно, что чем ближе к начальству, тем и кухня вкуснее, жирнее! Директору это хорошо известно, потому что сам-то он по какому ведомству кормится? Не министерский ли? Тогда что же получается, он боится тесноты на кухне? Тогда пусть будет меньше музеев, так что ли? Или все же пусть будет больше писателей? Кстати, Остапа Бендера создали писатели (два), выступившие по отношению к Директору музея пищей, т.е. источником его заработной платы, ведомственного медицинского обслуживания, пенсии и других социальных благ и благости, в которой Директор белой рукой сытого бюрократа отодвинул писателей от участия в культурной кулинарии.

Но на «кухне» Бак не остановился, вот какую сложную формулу он вывел, что он не приемлет цензуры и тут же проговорился, барственно не включил автоцензуру, цитата: «Пойми меня правильно [Душа моя, Павел!], я вовсе не сравниваю, кто "лучше" - Ал. Толстой или Замятин, Шолохов или Платонов, это было бы абсурдно. Я только констатирую, что на их теперешнее место в литературе оказали самое непосредственное влияние тогдашние запреты. Причем - влияние прямо противоположное по сравнению с тем желаемым эффектом, ради которого эти запреты вводились».

Так значит – да здра́вствует цензура? которая обеспечивает талантливым людям успе́х?

А писатели и не против!

Дальше Директор привычно насвистал про национализацию издательств и тонны макулатуры, но насвистал не искусно, по сравнению с тем, как до него свистали великие: Буковский, Галич, Щаранский и их сегодняшние бледные тени хором и соло, самое яркое на них – это синяя печать на лбу «иноагент». Сейчас тонн макулатуры нет, сейчас за оплаченный доптираж про горького пьяницу без денег, перспектив и бабы, автор-родитель такого героя напишет еще 12 романов (каждый год по одному) про всех своих друзей-депрессариев, но, конечно, многомиллионными тиражами его макулатуру издавать не стоит! 3 тысячи экз. издадут – 3 тысячи и прочитают, остальная часть населения Российской Федерации будет здоровее!
А что Директор? Его положение не хуже ли губернаторского? Ведь могут уволить, могут подсидеть, могу… «посадить»! Сам то он чистая душа, а вдруг не углядел? Да мало ли! В общем, из его ли положения, отвечающего за матчасть, судить? Писатель может стать директором, а директор писателем? Писательская позиция – создавать смыслы – актив, а директорская – опять-таки, матчасть, в этом смысле, – пассив! А ведь интервью у Директора брал Писатель! Автор Смыслов, а не «указаний», «нетленок» (любимое слово местечковых журналистов, против которого так активно предупреждал Бендер), а не «бумажек»!
Но тоже – не тварь дрожащая, мнение имею!

Думы

Вот от таких откровенно хамских интервью и приходят в беспокойные головы писателей думы о том, что в натуральной цепочке писательского дела под названием художественная литература (большо-о-о-й лес) главными являются государство, читатель и писатель, каждый из которых первый среди равных. Издатель, книгопрода́вец и директоры ФОИВов всего лишь смазка, чтобы не тёрлось и не скрипело, чтобы работало. Но сейчас они оказались главными, особенно по деньгам, во главе угла, поэтому ни писатель, ни государство, ни читатель, ничего от этого не получают, только Директор, музей-то ведь, уже наполнен, ещё даже не было директора, даже Бонч-Бруевича ещё не было! И чем бы занялся наш Директор, если бы все замузеенные писатели, поэты, драматурги, прочитав о таком к себе заносчивом и хамском отношении, взяли бы да куда-нибудь бы делись и прихватили с собой из музеев свои исчерканные чернильными, как кровью, шрамами правок рукописи, изгрызенные от мук творчества перья, со сколами краски на боках пишмашинки, ч/б фотографии с женами на фоне кипарисов, факсимиле на пожелтевших от времени ресторанных винных картах, устные (в интервью газете «Гудок») или записанные (в альбомах) хмельными друзьями смешные рассказы и анекдоты… и, наверное, пошёл бы наш директор инструктором по идеологии в местный комсомол, там любили говорливых, а они любили работать как маленькие а развлекаться, как большие... Жалко, конечно, но ещё пострадали бы филологи — вместе с писателями уйдёт и литература – не самим же романы писать (если только скушные).
Представьте себе дорогую раму с надписью «Дама с горностаем», а внутри портрет Директора, нелепо, правда? По достоинству ли честь?

Кстати, цирковых собачек, слонов и цилиндры фокусников никто так и не национализировал, равно, как и цирковых зданий и строений, даже киностудия «Мосфильм» до сегодняшнего дня работает, как коммерческое предприятие. Так что Директор, несмотря на наличие и комплектность всех своих органов и членов, явно испытывает фантомные боли, наверное, там, где должна быть совесть!

Это если думать о художественной литературе, а ведь у ФОИВов есть другая трактовка — «социально значимая литература», а именно, списком: «литература общественной тематики, литература для детей и юношества, справочно-энциклопедическая литература, художественная литература (на 4-м месте), литература по культуре и искусству, учебная и учебно-методическая литература, научная и научно-техническая литература, литература республиканских издательств и издательств национальных автономий в составе Российской Федерации, литература к знаменательным датам». Но эта трактовка позволяет самое широкое содержание: от пропаганды самоубийства (литература для детей и юношества), до мошенничества (учебная и учебно-методическая литература по блогерским заработкам на обмане доверчивых), если они значимы для определенного (субкультура) социума, что легко доказывается в суде. Доказательством такого положения может служить «радужное» «Лето в пионерском галстуке», изданное тиражом 260 тыс. экземпляров (не считая доптиражей), по поводу которого критик Юзефович положительно написала: «жизнь в Советском Союзе мало отличалась от жизни сегодняшней, а эмоции, отношения, желание любить и быть любимым не зависят от идеологии». Отдыхают только «литература республиканских издательств и издательств национальных автономий в составе Российской Федерации» и «литература к знаменательным датам».

А художественная литература, которая на 4-м месте, как вид искусства – это повествование о судьбе положительного героя, который любит Родину и служит государству, с лукавством типа, «я родину люблю, а государство ненавижу» уже давно всё ясно. Творческая личность имеет право изобразить любой контент на суд читателя и Уголовного кодекса – положительный герой не поджигает военкоматов и трансформаторных станций на территории РФ.
Художественная литература должна стать частью общероссийской программы нематериального развития и богатства России.

Со времен Ломоносова русский писатель выполнял не столько функцию развлекателя и увеселителя, сколько искателя смыслов и духа созидания. Это делали последовательно: Державин, Карамзин, Жуковский, Пушкин, Гоголь Загоскин, триада Толстых (тех, старых), Чехов; подхватили не изменив сущности советские писатели, поэты, драматурги, герои которых у получившего грамотность населения, стали историческими и духовными ориентирами, не утратившими связь поколений, начиная от безымянного автора «Слова о полку Игореве», практически создавшего манифест-призыв к русскому единству в борьбе с врагами.

Вот такую писательскую мощь и хотели загнать в тёмные углы коммерции частных издательств непрофессиональные чиновники ФОИВов.
Писателей унизили, а всех, кто взялся отрицать нашу культуры прикармливали и назидали коллаборационизм и постмодернизм как образ будущего.
Искусство, если оно в соответствии с Конституцией РФ и другими нормативными документами пропагандирует традиционные ценности, является жизнеутверждающим и соответствует фундаментальным критериям: а именно — любое событие искусства должно нести эстетику, дополняться моральной поучительностью, быть познавательным и увлекать; необходимо запретить использование в художественных текстах нецензурной лексики.
А директор Дмитрий Петрович Бак, конечно, нахамил.

Если в лесу устроить конкурс директоров дремучести, то на этом конкурсе наш директор занял бы последнее место!
Как читатель думает, почему?..

Потому что в начале было… музей?