Андрей Паршев: Нефтяные фонтаны могут высохнуть быстрее, чем мы построим современную экономику
- Опубликовано 29 марта 2016
- Интервью
- Автор: Беседовал парламентский корреспондент Агентства СЗК Вадим Лапунов
Нефтяная тема вот уже несколько месяцев находится в списке мировых и российских топ-новостей. Падение нефтяных котировок, их рост; увеличение нефтедобычи, замораживание объемов добываемых углеводородов; выход на мировой нефтяной рынок Иран после снятия с него санкций… Все это очень животрепещущие для нас темы, поскольку нефть - не сто процентов, но все-таки почти половина наполнения российского бюджета.
Корреспондент агентства ФинЭк попросил ответить на некоторые вопросы известного российского писателя и политолога Андрея Паршева.
- На встрече представителей Саудовской Аравии, Венесуэлы, России и Катара в Дохе (Катар) была достигнута договоренность о заморозке добычи нефти. Насколько это было правильное решение со стороны России в связи с тем, что сегодня нефтяные котировки поползли вверх?
- Я думаю, что наша ошибка заключается в том, что мы не начали замораживать объемы добычи нефти раньше. За последние год-два добыча нефти в России росла, причем, довольно большими темпами. И в результате получилось так, что мы за это время продали довольно много нефти задешево, по низкой цене. Надо было, когда начался процесс падения нефтяных котировок, снижать объемы продаж углеводородов. Потом мы бы продали эту же нефть по более высокой цене.
Конечно, у нас на нефти завязана вся экономика, и нефтяные деньги нужны любой ценой, но решение о заморозке добычи и продажи или даже о снижении надо было принимать раньше, скажем, в 2014 году.
- Сейчас на рынок большим потоком идет иранская нефть. И Иран, судя по всему, не собирается не только не сокращать, но и замораживать свою добычу…
- Здесь у нас в некотором отношении двусмысленная позиция. У России, с нашей точки зрения, было и есть безусловное право выходить на мировой нефтяной рынок с теми объемами, которые нам представляются необходимыми. А вот когда это сделал Иран, наши эксперты стали ему пенять на это. Кстати, зампред правительства РФ Дмитрий Козак прямо говорил о том, что сейчас неэтично требовать от Ирана каких-то ограничений в нефтедобыче, поскольку страна длительное время находилась под санкциями, и ее экономика понесла значительные потери из-за этого.
И все же иранская нефть – не основная проблема сегодняшнего нефтяного рынка. Следует учитывать тот факт, что Иран является членом ОПЕК. И когда на Иран были наложены санкции, в Организации стран-экспортеров нефти было решено, что иранскую квоту будут выбирать в определенных пропорциях другие государства консорциума. Что и происходило в реальности.
После выхода Ирана на нефтяной рынок другие члены ОПЕК должны были бы сократить свои объемы. Но они по ряду причин этого пока не сделали. Впрочем, как мне представляется, они все же придут к такому решению.
- Порядка 45% доходной части федерального бюджета РФ формируется за счет продажи нефти и газа. То есть углеводороды - это почти наше все. Как долго это может продолжаться, если мы кардинально не сменим модель экономики?
- То, что наша экономика строится на экспорте углеводородов, это крайне близорукая политика. Я об этом писал довольно давно. На самом деле, в России не такие уж большие запасы нефти. По этому показателю мы находимся где-то на 7-8 месте в мире. А вот по добыче мы постоянно входим в тройку лидеров и таким образом усиленно исчерпываем свои запасы. В схожей ситуации, насколько можно судить, находятся Норвегия и Англия, которые фактически исчерпали свои запасы нефти и их добыча снижается.
В России при таких темпах нефтедобычи через пару десятилетий возникнут серьезные проблемы – уже сейчас часть наших эксплуатируемых месторождений существенно выработаны, и дальнейшего кардинального повышения добычи ожидать на них не приходится. Кроме того, следует учитывать, что у нас высокое необходимое энергопотребление, а точнее, самое высокое в мире.
- В последнее время наблюдаются признаки сближения России и Китая в разных областях экономики, включаю нефтегазовую. Насколько, с Вашей точки зрения, такое сближение отвечает интересам России?
- Ситуация с нашими взаимоотношениями с Китаем в последние годы была несколько абсурдной. Мы продавали углеводороды в Европы, получали за это валюту, за которую, в частности, покупали в Китае товары широкого потребления. То есть здесь не совсем понятен наш выбор Европы в качестве посредника. Хотя, вероятно, это отражает интересы нашего руководства, которое в довольно большой степени европоцентрично. Нашему истеблишменту хотелось, чтобы Запад, Америка нас полюбили, а этого не происходит.
Другой момент. Мы является для Китая надежным поставщиком сырья, причем не только нефти и газа, но и некоторых других ресурсов. Поэтому сближение с Китаем, которое наметилось в последнее время, с моей точки зрения, - это движение в правильном направлении.
Кстати, та известная самостоятельность, которую Россия стала проявлять в последнее время в мировой политике, объясняется во многом, с моей точки зрения, тем, что у нас появился некий тыл в виде Китая. Это наглядно проявилось, например, во время энергетической блокады Крыма, когда Китай поставил России подводный кабель, в то время как Европа нам его не продает.
- Сейчас в стране готовится приватизация крупных госактивов. В частности, в число таких объектов входят некоторые наши нефтедобывающие компании. Не выйдет ли так, что эти активы через подставные фирмы уйдут на Запад?
- Опасность такого сценария существует. Тем не менее, я считаю, что с подобными ситуациями мы научились справляться: вспомните Магницкого или Ходорковского.
Вызывает недоумение другой вопрос. Не слишком ли жирно будет для некоторых наших желающих получить в свои руки в общем-то основы нашей экономики?
Скажем, в Англии при М.Тэтчер приватизировались те госактивы, которыми государство по тем или иным причинам не могло эффективно управлять. То есть, эти активы были убыточными.
В России же в период первой волны приватизации все было сделано с точностью наоборот – в частные руки перешли наиболее ценные активы, которые государство со временем зачастую было вынуждено выкупать обратно. Примеров здесь предостаточно. За что, например, некто Дмитрий Рыболовлев получил несколько миллиардов долларов отступных? За то, что продал акции приватизированного им в свое время весьма успешного предприятия «Уралкалий».
Поэтому в вопросах предстоящей приватизации власти надо проявлять крайнюю осмотрительность.
- Очевидно, что с нефтегазовой иглы необходимо слезать. Но понятно, что этот процесс не быстрый и потребует много ресурсов. Например, на модернизацию нефтяной отрасти, на которую фактически только и можно будет опираться в это время, или на разработку месторождений в Восточной Сибири…
- Что касается якобы гигантских запасов углеводородов в Восточной Сибири, это – пока только разговоры. Никто их точно не измерял и уж тем более не добывал. Поэтому с уверенностью заявлять об их невероятных объемах – преждевременно. Это, кстати, относится и к восточносибирскому углю, запасы которого, как считается, имеются в этом регионе в колоссальных масштабах.
Что же касается смены модели нашей экономики, то возникает подозрение, что все прекраснодушные разговоры о необходимости построения эффективной экономки закончатся как раз в том момент, когда наши запасы углеводородов полностью исчерпаются. И те, кто так и не построит к тому моменту эту экономику, тихо и незаметно уйдут в сторону.
Собственно говоря, уже сейчас в стране нет ответственных за нынешнюю ситуацию в экономике. Скажем, Г.Греф был министром экономического развития в течение 7 лет. Кто-нибудь спросил с Грефа за результаты его руководства экономикой? Вопрос, конечно, риторический.
Рецепты же перевода экономики страны на другие рельсы известны и мы не раз ими пользовались в своей истории. Главное, чтобы руководство России всерьез прониклось идеей построения по-настоящему эффективной экономики и проявило политическую волю.