Дмитрий Поляков: Спасти своего могильщика

Дилемма современной цивилизации: гуманизм или предосторожность? толерантность или чувство самосохранения?

1.

Когда варварские племена вестготов, живущих к северу от Дуная, осознали, какая смертельная угроза над ними нависла, их охватила паника. Лавина гуннов, диких и беспощадных кочевников, идущая откуда-то с востока, уже поглотила цивилизацию аланов, не говоря о более мелких народностях, и разнесла в щепки близкую империю остготов. Очередь была за ними. Попытки оказать сопротивление на подступах ничего не дали. «Раса людей, доселе неведомых», гунны не знали полумер, выказав готовность сожрать весь мир, не пережевывая.

А по Дунаю как раз проходила граница, отделявшая вестготскую Дакию от Римской империи. И что было делать обезумевшим от ужаса варварам в поисках безопасного убежища?

Посовещавшись, вестготы отправили посла к императору Валенту со смиренным прошением позволить им переправиться через Дунай и поселиться в границах Рима, во Фракии, всем народом влившись в состав империи. Как писал Аммиан Марцеллин, «они обещали, что будут вести себя спокойно и поставлять вспомогательные отряды, если того потребуют обстоятельства». Придворные льстецы расписывали Валенту, какие преимущества получит его войско с притоком новых сил и насколько возрастут поступления в казну от новых поселенцев. Но были и те, кто предостерегал от роковых поступков, указывая на невозможность просчитать все последствия такого шага.

Захватив с собой лишь то, что могли унести, семьи беженцев расположились лагерем вдоль северного берега Дуная, готовые осуществить переправу, как только будет дано разрешение. Можно себе представить эту картину: плачущие дети, женщины, взывающие к милосердию, беспомощные старики – если бы тогда были фотокорреспонденты, можно не сомневаться, именно это они нам и показали бы.

Как бы там ни было, Валент решился на небывалое и позволил вестготам войти, не имея ни опыта, ни сил для управления огромными массами чужеземцев на своей территории. Он пообещал их кормить, если они разоружатся и дадут людей для его армии. Мало того, в порыве, как бы сейчас выразились, гуманизма император даже предоставил транспорт, чтобы беженцы легче переправились через Дунай, который в этот момент разлился из-за длительных дождей.

Душераздирающее описание переправы оставил тот же Аммиан Марцеллин: «Отправлены были разные лица, чтобы устроить переправу диких полчищ. Принимались тщательные меры, чтобы не был оставлен никто из этих будущих разрушителей Римского государства. Переправлялись они целыми толпами днем и ночью на кораблях, лодках, выдолбленных в стволах деревьев. А так как река эта – самая опасная из всех, то много народа утонуло, как те, кто при крайней переполненности судов слишком решительно плыли против течения, так и те, кто бросался вплавь».

Все попытки пересчитать вновь прибывших были обречены на провал, ибо, как заметил Пиндар, «кто хотел бы это узнать, тот справляется о ливийском песке, сколько песчинок поднимает зефир». Но ясно одно: спасаясь от возможной гибели, в Рим вошел чужеродный народ варваров, сплоченных верованиями и осознающих свое единство.

Теперь их надо было разместить, накормить и определить место жительства.

Когда варвары, наконец, переправились и расположились в пересылочных лагерях, сразу же обнаружились практически неразрешимые проблемы, главной из которых стала нехватка пропитания. Да и условия проживания в лагерях оказались далеки от стандартов, принятых в те далекие времена. Начались болезни, голод, нехватка одежды и элементарных средств к существованию. Все это усугублялось фактами вопиющей коррупции среди римской администрации, доводившей дело до обмена рабов на собак, которых пускали в пищу.

Те, кто покидали лагеря, испытывали к приютившим их римлянам совсем не добрые чувства. Аммиан так пишет о происходившем: «Бесчисленные толпы варваров рассеялись по провинциям и, распространяясь по широкому простору, заняли все местности и заполнили все горные хребты».

 

 

Вестготы

 

Неизбежно начались стычки с местным населением, которое не желало признавать в беженцах равных себе по праву. Когда однажды готы пожелали войти в город, чтобы купить необходимые припасы, стража их не пустила. Локальная стычка переросла в широкое побоище – смирные беженцы превратились в мстительную орду, которую римляне уже не могли сдерживать. Недовольство обернулось бунтом.

Шел 376 год.

Через два года объединившиеся готы, которые, по словам Аммиана, «подобно диким зверям, вырвавшимся из клетки, прокатились неистовым потоком по широким просторам Фракии», в сражении под Адрианополем разгромят римские легионы и убьют императора Валента, столь неосмотрительно проявившего столь понятную нам сегодня толерантность.

А еще через 22 года, в 410 году, готы разграбят и сожгут Рим.

2.

«История ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков», – заметил проницательный Василий Осипович Ключевский.

Сострадательная Европа 21 века встречает девятый вал мусульманских беженцев, размахивая цветочными букетами, вырядившись в розовые колготки толерантности, вежливо отводя взор от горящих неистовым любопытством глаз рвущихся к новой жизни чужаков. Им все прощается. Им позволено то, что не разрешено аборигенам. И когда муж бегает вокруг толпы мигрантов, насилующих его жену, он – плачет. А власти, помогая себе языком, рисуют примитивные картинки в брошюрках «Как заниматься сексом в Европе» и раздают их веселым беженцам половозрелого возраста как смешную порнографию. Те смеются пока, но очень скоро начнут возмущаться, назвав свой солидарный гнев сопротивлением.

А когда в европейских городах гремят взрывы, глава европейской дипломатии Могерини заливается слезами и уходит с пресс-конференции, так и не договорив, как она собирается решать проблему.

Похоже, старушка Европа окончательно впала в детство. Ей снятся розовые сны, и она умиротворенно пускает слюну на подушку, совсем позабыв своих грандиозных предков.

Ох, они бы ей задали!