Алексей Козырев: Ничего зазорного в слове «идеология» нет

Нужна ли современной России новая государственная национальная идеология? Можно ли определить сегодня национальную идею? Дискуссия об этом ведется на протяжении нескольких последних лет, причем сегодня всё более обостренно. В ней принимают активное участие политики, ученые, государственные деятели, представители СМИ.

Мнения участников этой долгой дискуссии разделены. Одни полагают, что в обществе, основанном на принципах политического и идейного плюрализма, никакой национальной идеологии быть не должно. Более того, противники госидеологии ссылаются на нашу Конституцию, где зафиксирована «деидеологизация» общества.

Их оппоненты, приверженцы создания государственной идеологии, видят в ней важный инструмент консолидации российского общества, способ обретения нового качества страны и государства.

Корреспондент Агентства СЗК побеседовал на тему государственной идеологии с Алексеем Козыревым, заместителем декана по научной работе философского факультета МГУ им. М.В.Ломоносова, кандидатом философских наук, членом Зиновьевского клуба МИА «Россия сегодня». 

- С Вашей точи зрения, все-таки есть ли в современной России необходимость в идеологии, претендующей на статус национальной? Нуждается дли наше общество в национальной идее? Или же оно готово удовлетвориться отдельными морально-нравственными категориями, например, патриотизмом или гуманизмом? 

- Вопрос непростой, потому что, прежде всего, национальная идея и национальная идеология это несколько разные вещи. Национальную идею «спустить сверху», придумать нельзя, она вызревает в ходе естественного исторического развития самого народа. И попытки сформулировать «русскую идею», которые были предприняты в русской философии с конца 19-го века, были достаточно разнообразны и противоречивы. 

Само понятие национальной идеи родилось в ходе освобождения славянских народов в результате крушения империй - Австро-Венгерской и Османской. В результате появляется сербская идея, болгарская идея и, соответственно, понятие «русская идея», которое была введено Владимиром Соловьевым (на французском языке) по образу и подобию этих национальных идей. В это понятие Соловьев вкладывает по сути идею отречения России от своих национальных интересов. Россия должна стать мостом между Востоком и Западом, поскольку ничего специфического, ничего самобытного, ничего своеобразного в ее цивилизации нет. 

Такая «русская идея», как мне кажется, для нас сегодня не очень актуальна. Понятие «национальная идея» должно быть связано, на мой взгляд, прежде всего с понятием цивилизационной самобытности. Понять в чем заключается самобытность русской цивилизации, каковы ее пути и, отсюда, каковы ее интересы и перспективы развития - вот главная составляющая национальной идеи. 

Что же касается национальной идеологии, то это нечто иное. Идеология - это то, что формируется, конструируется, задается интеллектуалами, мыслителями, политтехнологами, которые сотрудничают с властью или находятся к ней в оппозиции и борются за власть. Вообще-то говоря, нет государства без идеологии. Идеология всегда существовала и будет существовать. 

Конституция государства сама по себе представляет идеологический продукт. И понятия, которые обозначены в Конституции – «правовое государство», «социальное государство», «светское государство» - это структурные элементы определенной идеологической доктрины. Когда мы говорим, каким должно быть государство, мы уже формируем государственную идеологию. И лучше делать это сознательно, отчетливо и последовательно, чем робко, стыдливо и противоречиво. 

Иначе получается, что, с одной стороны, мы говорим, что Россия по Конституции - это социальное государство, а с другой - проводим радикальную пенсионную реформу, затрагивающую интересы подавляющего большинства граждан страны, по сути, денонсируем то, что записано в Основном законе. С одной стороны, мы заявляем о наших национальных интересах, о необходимости отстаивать русские интересы в мире, присоединяем Крым, защищаем русских в Донбассе. А с другой стороны, мы в образовании и науке делаем то, что по сути ведет к подрыву их основ, к ослаблению и умалению позиций русского языка как языка науки и культуры. Те тенденции, которые мы сегодня наблюдаем, когда, например, диссертации защищают на английском языке, наши журналы заставляют в обязательном порядке переводить или издавать на английском - это ни что иное, как идеологическая диверсия. То, что раньше называли вредительством. 

Мне кажется, что противоречия, существующие сегодня между нашим Основным законом и реальной практикой, вызваны тем, что у нас нет, во-первых, отчетливых перспектив нашего развития, понимания того, куда мы двигаемся, кем мы хотим быть , каковы цели нашего исторического развития. И, во-вторых, нет идеологической доктрины, которая бы это определенным образом обосновывала бы и развивала. 

Поэтому нет ничего зазорного в слове «идеология». Государство и общество должны четко понимать, куда они идут и двигаться вперед, а не жить по принципу «правая рука не знает то, что делает левая». 

- А есть ли у российского общества потребность в национальной идее, какая была, скажем, в России позапрошлого века? Ведь уже не первый год те или иные политики, учёные заявляют о работе над ней, но результатов до сих пор не видно… 

Разговоры о национальной идее возникли в 90-е годы, когда существовал социальный заказ на её построение, выделялись гранты, выходили разного рода исследования. И это еще один парадокс нашей истории - ведь 90-е годы были, наверное, самыми материалистическими годами в жизни страны. Когда господствовала идеология наживы и обогащения, а по сути - растаскивания национального достояния России с помощью разных приватизационных схем. Поэтому говорить о каком-либо национальном идеализме, когда господствует идеология жуликов и воров совершенно бессмысленно. 

Для того, чтобы народ, общество поверили в какую-либо национальную идею должно что-то измениться и в отношении власти к стране, в отношении чиновников к народу. Должно уйти в прошлое то, что сегодня происходит, например, в Москве. Когда в центре города уничтожаются исторические памятники, когда горят старинные дома, памятники федерального значения, просто потому, что это «золотая миля» и там выгодная территория для застройки. Или потому что о памятниках искусства и их защите думают в последнюю очередь, в лучшем случае относясь к ним как к объектам, позволяющим «отмыть» деньги. Случай с гибелью Успенского храма в Кондопоге – это национальный позор. И это не исключение, а лишь типичный случай из длинной цепочки утрат. Многие годы не могут восстановить храм на родине Ломоносова, в Курострове Архангельской области. Хотя о важности этого говорил Президент, Министерством культуры выделялись огромные деньги, но храм до сих пор в бедственном положении. Мы говорим о «патриотизме», «скрепах», а тем временем безучастно смотрим на то, как гибнет наше национальное достояние. В этой ситуации любые разговоры об идеологии и национальной идее превращаются в фальшь и лицемерие. Так же как фальшиво и лицемерно звучит идея правового государства там, где право не работает или работает избирательно, только для бедных. 

Судьба нашей национальной идеи и успешность нашей национальной идеологии зависят также и от того, насколько будет реализован консенсус между властью и обществом, в том числе и морально-этический. Когда у власти и народа будут общие нормы, тогда уйдут двойные стандарты. Только тогда наша национальная идеология будет работать. Ну а думать о том, какой она может быть, на мой взгляд, можно и нужно уже сейчас. 

- А есть ли в национальной идеологии какая-либо практическая ценность для общества? 

- Как я уже говорил, сформулировать, создать национальную идею очень трудно, практически невозможно, поскольку она должна сама вызреть из истории, из жизни народа. Об этом говорит, например, та противоречивость в формулировках русской идеи, которые существуют в русской философии - от крайнего национального самоотречения до, напротив, жесткого отстаивания цивилизационной самобытности русской цивилизации. 

Вместо этого у нас пытались придумать некие заменители. Например, проект «Имя России» - давайте, мол, будем не идею формулировать, а создадим некие образы, эталонные образцы русской культуры, на которые пусть все и равняются. В результате получились забавные вещи: на первом месте Александр Невский, на четвертом - Сталин и т.д. Данный проект носил идеологический характер, но, на мой взгляд, был выполнен не очень умело. Хотя он и предполагал непосредственное участие людей и наглядность: голосуя за конкретное имя, люди сами как бы участвуют в выявлении одного из архетипов русской идеи. 

В советское время был «Моральный кодекс строителя коммунизма». Люди его изучали, была система политпросвещения, партийные школы и т.д., существовал целый механизм доведения до людей идеологической информации. Насколько он был эффективен - другой вопрос. Тем более, что народ относился к подобным документам с большой долей иронии. Все прекрасно понимали, что в реальной жизни все совсем по-другому, что есть зазор между доктринами, кодексами, любыми придуманными, измышленными документами и голой правдой реальности. 

Идеология, на мой взгляд, это прежде всего не какая-то доктрина, а система мероприятий, система ценностных аспектов нашей жизни, в которых эта идеология проявляется. Причем аспектов вполне конкретных, связанных с тем, с чем мы имеем дело в нашей повседневной реальности. Начиная от гимна на школьных тетрадках, как это было в советское время, и заканчивая тем, что человек видит на улицах, когда он выходит из подъезда своего дома. Это все включается в систему идеологических мероприятий и чем эта система менее навязчива и дидактична, чем она более искусна, тем она сильнее оказывает идеологическое воздействие. 

Идеологическая работа - это сложный проект, который состоит из многих аспектов и где важно практически все - визуализация, отношение к историческим памятникам, названия улиц и т.д. 

Например, прошло 25 лет после падения коммунизма, а споры о том, оставаться ли станции метро «Войковская» в Москве или улице Урицкого в других городах России до сих не утихают. Похоже, что власть не заинтересована в том, чтобы эти споры закончились. Ощущение такое, что кому-то очень важно и нужно сеять раздор, чтобы на эту больную точку постоянно давили. При этом, когда начались события на Украине, за один день изменили название станции метро «Улица Подбельского» на красной ветке московского метро. Никто никого не спрашивал, не проводили референдума, газеты ничего не сообщали, не было никаких дискуссий и никто не жаловался, что надо перепечатывать таблички и схемы метрополитена. Просто люди утром встали и вместо названия «Улица Подбельского» увидели «Бульвар Рокоссовского». 

И еще один аспект. К сожалению, сейчас в идеологической сфере мы видим не борьбу идей, а стремление решить свои проблемы с помощью денег. Достаточно вспомнить искусственно раздутые скандалы вокруг таких фильмов, как «Левиафан» и «Матильда».

Господство материализма, а не стремление к тому, чтобы идея каким-то образом влияла на умы и сознание людей. 

На сегодняшний день мы все еще не вышли из диких 90-х годов с их тотальным господством материального начала в общественной жизни. Питирим Сорокин, замечательный русский и американский социолог, говорил о том, что в истории бывают эпохи с приматом идеального, а бывают эпохи с приматом материального, которые чередуются, как маятник. Когда маятник качнется в другую сторону, когда идеальное начало сможет активнее влиять на нашу жизнь, изменяя общественное сознание, но об этом мы должны задумываться уже сегодня. 

Беседовал Андрей Байдак, Агентство СЗК