Эльвира Баландина: Роберт Грин и Александр Зиновьев - две стратегии жизни

В известном и любимом многими фильме «Собачье сердце» есть такой эпизод. Угрюмые пролетарии собираются в отвоеванной ими квартире и хором поют песню:

Суровые годы уходят

:

Суровые годы уходят

В борьбе за свободу страны

За ними другие приходят

Они будут также трудны

Песня оказалась пророческой. Свободу мы вроде бы завоевали, в последние 20 лет завоевали вроде бы также независимость, но суровые годы продолжаются, а в последнее время напасти и невзгоды сменяют одна другую с завидным постоянством и большой скоростью. То цены на нефть рухнут, то рубль обвалится, то война на сопредельных территориях, то санкции, то природные катаклизмы, то экономические, то социальные. Теперь еще и вирусный катаклизм невиданной дотоле мощности. Вирусологи утверждают, что это только начало, эпидемии будут постоянно повторяться, как и другие недружелюбные к человеку природные явления.

Ученые и философы говорят о новых вызовах, которые предъявляет людям природа, и люди предъявляют друг другу. Похоже, что разговоры эти не пусты, все чаще они выходят за пределы теоретических дискуссий, становятся жизненными проблемами для миллионов. Мечта о том, что «завтра будет лучше, чем вчера», то и дело ставится под сомнение. Поэтому очень важным и актуальным становится вопрос о жизненной стратегии, конечный выбор которой: жизнь или самоубийственная смерть. Движется ли человечество по пути социальной эволюции или «тихо ползет на кладбище»? Но даже если верно последнее – движение к смерти может быть достойным или недостойным, подгоняемым искусственно или естественно-эволюционным. Глобальным вопросом, касающимся человечества в целом, или отдельных крупных сообществ задаются историки, философы, социологи, политики, общественные деятели, но этот же вопрос имеет вполне личное, индивидуальное измерение: кто ты есть в потоке своего времени, в жизни своей страны, как ты лично и персонально отвечаешь на вызовы времени или, по крайней мере, чувствуешь ли ты их, эти вызовы?

Так сегодня актуализируется вопрос о смысле индивидуальной жизни, о ее стратегических контурах. Сам вопрос, конечно, не нов, издавна предлагается множество готовых рецептов благополучной жизни. Все дело в том, что считать «благополучием»?

Попробуем сравнить два современных кодекса благополучной жизни, не то, чтобы диаметрально противоположных по формулировкам, но абсолютно антагонистических по их внутренней сущности и стратегической направленности.

Первый подход изложен в чрезвычайно популярной  книге американского психолога Роберта Грина «48 законов власти», второй - в книге Александра Зиновьева «Исповедь». Оба автора заявляют, что они индивидуалисты, обоих занимают вопросы частной жизни в условиях, диктуемых социумом, оба задаются одним вопросом: как должен отвечать индивид на вызовы времени и социальных условий для сохранения себя как личности.

Книга Грина – действительно очень популярная, особенно среди активной части населения – дает четкие правила поведения, следуя которым, человек должен обеспечить себе благополучное настоящее и светлое будущее. Правила просты: делай успешную карьеру, для чего встройся в социальную иерархию, притаптывай нижележащих, угождай вышестоящим, не доверяй никому, не имей друзей, не поддавайся чувствам сострадания, милосердия, разделяй личную жизнь и бизнес, отдавая безусловное предпочтение последнему. Ни к чему и ни к кому не привязывайся, помни: тебя могут предать все, а особенно родные и близкие. Будь лицемерным хамелеоном, озабоченным своим местом в социальной структуре – оно должно быть максимально высоким, и для его достижения хороши все средства. 

«Исповедь» - книга другого рода, написанная не теоретиком-технократом, а русским философом и писателем, к тому же человеком судьбы нелегкой и разнообразной. В своей жизни Александру Зиновьеву довелось побывать солдатом, летчиком, грузчиком, землекопом, инженером, учителем, студентом, аспирантом, научным сотрудником, профессором и философом с мировой известностью. Его испытывали на прочность голод, бедность, бездомье, карьерные соблазны и следующие за ними соблазны сытой и спокойной жизни. Иногда, чтобы выжить, приходилось хитрить, играть в прятки с обстоятельствами бытия. В ходе разнообразных ситуаций, на практике постепенно формировались и формулировались правила поведения. В отличие от правил Грина и  подобных руководств «для других» Зиновьев подчеркивал, что его правила создавались «для себя», никому другому он их предложить не может, тем более навязать. Первое его правило – «не насилуй других». Это не означает, что правила эти не годятся никому другом – наоборот! Их можно принимать другим, но принимать свободно, и «благополучия» в гриновском смысле они не сулят.

В кодексе Зиновьева есть правила, которые по видимости напоминают правила Роберта Грина: держи людей на дистанции, не заводи слишком близких отношений с другими, не очень-то доверяй кому бы то ни было, будь хорошим членом коллектива… но разница огромная. Кодекс Грина – правила одиночки-карьериста, кодекс Зиновьева – правила одиночки-свободного человека. Правила Грина значительно легче принять и действовать в соответствии с ними, условия жизни в современном социуме подталкивают к следованию как раз им. Нужно для этого немного: сговориться со своей совестью, а лучше не слышать ее голоса и сосредоточиться на двух «К» – карьера и комфорт. Следовать правилам Зиновьева, значит обрекать себя на нелегкую судьбу индивидуалиста, для которого истинное благополучие означает жить в ладу со своей совестью. Это трудно, может не хватить сил. Есть, конечно, выход: пользоваться не всеми правилами, выбирая для себя то, что подходит. Об этом тоже пишет Зиновьев. О том, что никакие ограничители не всесильны и не абсолютны, человек всегда сам и один выбирает, по каким правилам жить и как правила менять. Только не терять своей «стратегической линии» и отвечать самому за каждый свой выбор.

Вызовы, на которые приходится отвечать сегодня всем вместе и каждому в отдельности, заставляют выбирать меру коллективной и личной ответственности за свою жизнь, распространять меру личной ответственности на жизнь других людей, в конечном итоге на мир в целом. Так всегда было, но в более благополучные годы не выходило на поверхность, можно было переложить ответственность на государство, на общество, на семью, на друзей и врагов. Сегодня это уже не получается. Мера личной ответственности и безответственности лежит на каждом персонально. Даже совсем простые вещи: соблюдать или не соблюдать самоизоляцию или карантин во время эпидемии – дело твоего личного выбора и личной ответственности. Личный выбор и ответственность задаются системой принципов, которые задают жизненную стратегию.

Строго говоря, жизненных стратегий всего-то две, как раз они обозначены Грином и Зиновьевым. Первая взращена обществом, в котором личный успех измеряется социальным статусом, славой, властью, деньгами. Следуя ей, надо приспособиться к внешним обстоятельствам так, чтобы слиться с ними. Это практичная, но самоубийственная в личностном смысле жизнь. Вторая выросла в обществе, в котором всегда надо было выживать в физическом и социальном смысле. Следуя ей, надо бороться за сохранение себя, своей независимости и ответственности в любых обстоятельствах, уметь отдавать больше, чем брать. Сегодняшняя ситуация в мире высветила действие обеих стратегий во всех странах. С одной стороны, это невероятное самопожертвование профессионалов и волонтеров в борьбе против эпидемии, которые бесстрашно выходят на работу в больницы, на улицы, туда, где они нужны. С другой – поразительная безответственность и бездумность не столь малой части граждан, которые продолжают заботиться о личном благополучии: комфорте, сохранении или повышении в должности, притоке денег.

Вопрос, который сегодня уже возникает, а завтра станет главным: как мы все будем жить дальше? Не пора ли отнестись к нашей общей и отдельной жизни каждого, ко всем ее проявлениям более осознанно и ответственно? Так, как относился к ней русский интеллигент Александр Зиновьев.

Эльвира Баландина, кандидат философских наук, член Зиновьевского клуба МИА "Россия сегодня" - для Агентства СЗК