Михаил Фридман: Системный кризис отечественной модели образования – кто виноват?
- Опубликовано 07 апреля 2017
- Интервью
- Автор: Михаил Фридман
Ни для кого не секрет, что за последние 25 лет образовательную политику нашей страны во многом определяют люди большой разрушительной силы, пытающиеся смести систему государственного устройства общественных отношений и не предлагающие ничего внятного и путного взамен.
Сегодня, как никогда прежде, особенно актуальным становится вопрос разработки новой модели отечественного образования, призванной обеспечить убедительные конкурентные преимущества российскому государству в самых разных аспектах международного взаимодействия. Образования, способного определить каждому гражданину РФ адекватное место в экономике страны. Образования, учитывающего современные реалии, преобладающие тенденции развития мировой человеческой цивилизации и богатейшее культурно-историческое наследие великой державы.
Россия – страна дауншифтер?
Нельзя не отметить, что целенаправленное и планомерное разрушение нашей системы образования сегодня привело к тому, что идея государственного строительства в сознании людей либо отсутствует вовсе, либо занимает крайне скудное место. А как иначе? В 90-е гг. прошлого века фундаментальный принцип организации советской школы – принцип связи обучения с практикой строительства коммунизма (коммунистического общества), в связи с падением СССР и коренным изменением (или даже упразднением) государственной идеологии, превратился в безликий, бессодержательный принцип связи обучения с жизнью. Причем, с какой жизнью – непонятно: то ли с «формой существования белковых тел», то ли с индивидуальной биографией, то ли еще с чем. Таким образом, вот уже 25 лет никто в российской школе не учит, а значит и не учится, строительству какого-либо (коммунистического, социалистического, капиталистического, гуманистического, гражданского или еще какого) общества. Учитывая данное обстоятельство, нельзя не согласиться со словами Г.О. Грефа о превращении государства в дауншифтера. Другой – и очень важный! – вопрос, чьих рук это дело, и кто готов нести за подобные метаморфозы ответственность? Третий вопрос – что с этим делать?
Многие помнят, как в советской школе, не знавшей ни про менеджмент, ни про тимбилдинг, была осознанно организована среда непрерывного формирования лидеров, начиная с 1 класса (октябрятские звездочки, дружины, отряды и пр.), включая пионерское движение и комсомольскую работу. Каждый погружался в общественную деятельность, каждый формировал в себе инициативность и ответственность, каждый имел практически равные по отношению к остальным возможности для развертывания собственного лидерского потенциала с самого раннего детства. Да, возможно, многое было фанатично заорганизовано, изобиловало навязчивыми идеологическими установками. Вероятно, без жесткого давления на неокрепшие умы в большинстве случаев можно было бы и обойтись. Однако была организована осмысленная деятельность общества, в ходе которой образование выполняло функцию реального социального лифта, и ребенок, родившийся в нищей семье в далекой глубинке, мог выучиться и состояться не только как настоящий гражданин, но и как выдающийся деятель эпохи. Все дети СССР имели практически равные стартовые условия для своего личностного и профессионального роста. Тому существует великое множество примеров, когда советские люди делали блистательную карьеру в науке, в искусстве, на производстве и во власти по партийной, профсоюзной и, соответственно, производственной линиям. Не будем забывать, что все это заслуга советского государства и советского образования.
Сегодня никакое образование не гарантирует выпускнику успешного трудоустройства. Компетенции – это не образование, это заплатки на рваном мировоззрении, на дырявой квалификации. Формирование компетенций не приводит к системному мышлению, к цельному мировоззрению, а лишь превращает человека из цели, когда он уникален и самоценен, в средство, в ресурс, что заставляет его «выжимать и выбрасывать».
Универсальность образования, стирающие индивидуальные особенности национальной, отраслевой, культурной и прочей специфики, приводит только к отсутствию профессионалов или – даже шире – к отсутствию людей, способных совершить инновационный прорыв в какой-либо отдельной области знаний.
Сегодняшняя система образования построена на профанации, потому как все видят гигантский разрыв между декларируемыми ценностями и реальными результатами обучения и воспитания.
Низкое качество управления в средней, профессиональной и высшей школах указывает на то, что управленческие навыки деинституционализированы, что институты общественно-государственного самоуправления декоративны, что целеполагание в образовании попросту отсутствует, что коррупция, нередко переходящая в откровенное вымогательство, становится единственным катализатором социальных процессов.
Толерантность – подмена внимания и интереса к иной культуре равнодушием, терпением, которому тоже, как известно, приходит конец – лишает общество его социального капитала, увеличивает социальную напряженность, что самым деструктивным образом сказывается на консолидации усилий населения всей страны во имя укрепления государства.
Инфантилизация, вестернизация сознания подрастающего поколения в условиях нарастающей бесперспективности образования приводит к появлению дешевой англоязычной рабочей силы, а не конкурентоспособной армии высококвалифицированных специалистов отечественной индустрии. Удивительно, как внезапно исчезнувшее слово – одно слово! – из отечественного школьного учебника математики привело к очень существенным последствиям. Это слово «допустим», с которого начинались прежде условия каждой задачи. Допущения определяли некую аксиоматику, не вызывающую сомнений как фундамент для дальнейшего рассуждения. Если мы рассуждаем, не договорившись предварительно о незыблемых точках отсчета, нам приходится ставить под сомнение каждый тезис, что приводит не к решению задачи, а к бесполезному, с позиции практической деятельности, релятивизму.
Сегодня мы сталкиваемся и с другой проблемой – противостоянием дидактического принципа наглядности, сформированного еще Я.А. Коменским, с беспрецедентными возможностями виртуального пространства, содержание и скорость движения информации в котором значительно опережают ресурсный потенциал образовательного процесса. Более того, классно-урочная система Коменского, сформировавшаяся в эпоху Возрождения и изначально рассчитанная на обучение чтению, письму и счету, с учетом текущего состояния интеллектуального развития общества требует коренного пересмотра. А мы до сих пор ее нещадно эксплуатируем, нагружая подчас самыми невыполнимыми для нее задачами.
Вспомним, как в начале прошлого столетия в советской школе появился принцип научности и соотнесем его с нынешним принципом вариативности. Прекрасной иллюстрацией в данном случае могут послужить учебники и учебные пособия, по которым работают в сегодняшних образовательных организациях – учебники, нередко изобилующие не только грамматическими, но и фактическими ошибками. Что касается воспитания средствами учебного предмета, данные издания подчас не выдерживают никакой критики.
Про принцип прочности знаний вообще говорить не приходится, т.к. уже в начальной школе детям учиться неинтересно, в среднем звене они лишены возможности задействовать свои опорные знания, потому что последние зачастую отсутствуют или значительно искажены. Старшеклассникам приходится механически запоминать, зазубривать задания для успешной сдачи итоговых экзаменов, после которых все знания мгновенно исчезают. Студенты вуза редко могут дать систематизированный, осмысленный ответ на вопрос из школьной программы.
«Могучая кучка» горе-реформаторов от педагогики
Отдельной комплексной проблемой предстает состояние педагогической науки, которой практически в стране никто не занимается, зачастую подменяя собственно педагогику различными видами управления (управление знаниями, управление образовательными проектами и пр.). А между тем, это совсем не так. Управление и педагогика – две совершенно разных предметных области.
Наука, особенно педагогическая, вообще самоустранилась: она не задает никаких ориентиров для развития современной системе образования. Цеховая солидарность в науке стала высшей академической ценностью, что противоречит общеизвестному фундаментальному принципу объективности, сформулированному Аристотелем: «Платон мне друг, но истина дороже».
Надо сказать, что сегодня вызывает серьезные опасение отсутствие в стране педагогического сообщества как института. В образовании работает удручающее подавляющее множество случайных людей, дискредитирующих педагогическую профессию. Случайные люди везде: их деятельность без труда можно отследить и на уровне принятия политических решений, т.е. на этапе формирования, реализации и развития образовательной политики, и на уровне управления образовательными организациями, и на уровне рядовых педагогов. Есть разрыв между «могучей кучкой» горе-реформаторов, шурующих палкой в муравейнике, «в наплыве счастия полуоткрывши рот», и армией педагогов и администраторов образовательных организаций, воплощающих в жизнь задуманное инноваторами зачастую без малейшего понимания сути происходящих процессов и стоящих задач.
Отсутствие понимания – это главная проблема! Президент РФ в своем ежегодном Послании Федеральному собранию РФ регулярно обращает внимание на необходимость формирования конкурентоспособности, на раскрытие индивидуального потенциала каждого ребенка. «… В основе всей нашей системы образования должен лежать фундаментальный принцип: каждый ребёнок, подросток одарён, способен преуспеть и в науке, и в творчестве, и в спорте, в профессии и в жизни. Раскрытие его талантов – это наша с вами задача, в этом – успех России» (из Послания Президента РФ Федеральному Собранию РФ 01.12.2016 г.).
Как на этот призыв реагирует Минобрнауки России? Оно отзывается внедрением федеральных государственных образовательных стандартов, которые не задают ориентиры для развития, а навязывают шаблон, подобный прокрустову ложу, куда каждый должен вписаться, забыв про все свои конкурентные преимущества, делающие человека особенным, интересным и необходимым в обществе. Внедрение ЕГЭ и ОГЭ указывают на то, что большое количество времени, сил и денег уходит не на образование, а на натаскивание детей на прохождение итоговой аттестации, от которой сегодня зависит очень многое: от выбора вуза и направления подготовки, до рейтинга всех ключевых институтов образования (учителя, школы, вуза, муниципальной и региональной системы образования). Репетиторство вытесняет истинную образовательную деятельность так, что освоение школьной образовательной программы становится побочным процессом в образовании, служащим не для образовательных задач, а для выполнения рекреационной функции. Вот и ответ, что есть образование – функция или услуга. Репетиторство – это услуга, а обучение и воспитание – это функции. По-моему, тут и спорить не о чем. Внедрение “оболванивающих” ФГОС, ФЭПО, ЕГЭ, ОГЭ и пр., нивелирующих индивидуальные особенности школьников и студентов, т.е. их конкурентные преимущества, превращает образование в выравнивание детей, а значит и людей, по общему знаменателю, в форматирование по шаблону.
Президент РФ в том же Послании говорит, что «…необходимо нацелить отрасль на выпуск современной конкурентоспособной гражданской продукции для медицины, энергетики, авиации и судостроения, космоса, других высокотехнологичных отраслей. В ближайшее десятилетие её доля должна составить не менее трети от общего объёма производства в оборонно-промышленном комплексе».
Как на это реагирует Минобрнауки России? C 2013 г. в РФ полностью ликвидировано НПО, учреждения СПО и вузы укрупняются, превращаясь в гигантские, громоздкие, трудно управляемые структуры, не ориентированные на задачи экономики и производства. Да, безусловно, профтехобразование сегодня не отвечает современным потребностям государства, не создает ему конкурентных преимуществ, однако нет ничего проще, чем закрыть, упразднить, уничтожить. В государстве должна быть кадровая политика, без которой ни одна стратегия не может быть реализована. Сегодня у нас нет института подготовки рабочих и специалистов среднего звена. Знаю, что многие техникумы и колледжи тешут себя участием в чемпионате Worldskills, забывая, что соревнование и образование – это тоже разные вещи. Подготовить всем миром одного токаря или парикмахера, чтобы признать его лучшим в России, это, безусловно, требует усилий. Однако в мире, по данным этого чемпионата, пока ни по одной профессии Россия не лидирует, а выбор лучших среди самих себя на аналогичном чемпионате у нас в стране – сомнительное достижение.
Проблема обеспечения качества образования, вокруг которой столько суеты и споров, указывает не на то, что результаты «плохие» или затрат необоснованно «много», а на то, что нынешняя система образования выдает не те результаты, которые от нее ожидают и власть, и общество, и элиты, и сам участник образовательного процесса. Порочная практика измерять качественные характеристики количественными показателями (квалиметрия) влечет за собой погоню за «хорошей» статистикой, а не за реальными структурно-функциональными изменениями.
Все это свидетельствует о том, что образование в ступоре. Отсутствие принципов свидетельствует об отсутствии понимания и осознания собственной деятельности.
Справедливости ради надо сказать, что хотя Минобрнауки России давно уже игнорирует и призывы Президента РФ, и мнение внятно формулирующих свою позицию экспертов, началось это задолго до прихода нового министра О.Ю. Васильевой, сейчас пытающейся спасти наше образование, вернув ему статус основного инструмента государственного строительства.
Михаил Фридман, член Зиновьевского клуба, кандидат педагогических наук – для Агентства ФинЭк