Юрий Петров: Фактически любая революция – это вина собственного правительства

Нынешний год – год столетнего юбилея Великой Российской Революции, события затронувшего все сферы жизни страны и до сих пор не получившего однозначной оценки в историческом сознании современной России. 

Корреспондент Агентства СЗК попросил Юрия Петрова, директора Института российской истории РАН ответить на некоторые вопросы. 

- За сто лет история революции по разному трактовалась и несколько раз переписывалась. Как ее расценивает современная историческая наука?

 - Наши историки считают, что российская революция, начавшись в феврале 1917 года, прошла несколько этапов, точнее говоря, - три. Первый был Февраль, второй – Октябрь, и третий, включающий Гражданскую войну, - завершающий. Таким образом, мы рассматриваем революцию не как одномоментное событие, а как процесс, растянувшийся с февраля 1917 года до фактически 1922 года, когда на территории России завершилась Гражданская война, и когда в состав РСФСР вошла Дальневосточная республика. 

Это – современная трактовка. И в этом заключается принципиальная новация, отличающая ее от всех других советских и постсоветских трактовок. 

В советский период буржуазно-демократический февраль, как революция, скажем так, немасштабная, незавершенная и проходившая без участия большевиков, и потому уже не заслуживающая особого внимания, фактически просто дискредитировалась. Зато на первый план выдвигалась Великая Октябрьская социалистическая революция, которая, действительно, как тогда писали, открыла миру новый путь. Гражданская война в советский период всегда рассматривалась, как результат контрреволюционной деятельности сил, противостоявших большевикам. Таким образом, Гражданская война выносилась за скобки самой революции, а виновными за нее назначались «белые». 

Сейчас, как я говорил, мы смотрим на революцию иначе. В чем смысл и конкретное содержание этой новации? Она рассматривает революцию в неком единстве и поэтому, как мне кажется, позволяет уйти от излишней политизации ее этапов. Политизация присутствовала постоянно – и в советский, и в постсоветский период, только менялись знаки с минуса на плюс и наоборот. Сначала Февраль был плохой. Потом в постсоветский период Октябрь стал плохим, а Февраль - хорошим. 

На пике антикоммунистического ража стали говорить, что период СССР – это черная дыра, это тупиковый путь, что надо забыть об этих 70-ти годах, зачеркнуть все, вернуться назад в 1913 год и так далее. Это абсолютный бред. 

В результате мы все время топчемся на месте, не сходим с баррикад, не прекращаем противостояния – то есть продолжаем гражданскую войну, только в латентном виде, в идеологическом или психическом формате, так сказать. И не можем никак двинутся дальше. 

Мы же при выработке нового подхода исходили из того, что в нашем распоряжении есть хороший образец, хотя и более ранний, с которым мы можем сравнивать нашу революцию. Я имею в виду Великую французскую революцию. То, что эту революцию не надо дробить, скажем, на июль 1789 года, когда пришли жирондисты, на 1792 год, когда пришли якобинцы, потом – период Директории, потом – время военной диктатуры, нам было очевидно. То же самое было и в истории нашей революции. Однако мы из-за постоянной политизации постоянно дробили этот процесс на отдельные части, которые пытались противопоставить друг другу. 

Уйдя от этого дробления, мы выигрываем, как мне кажется, не только в каком-то пропагандистском, политическом плане. Мы приближаемся к истине. Наша задача, как ученых, в этом и состоит – обрести новое достоверное научное знание. И сейчас, как мне представляется, мы ближе к этому состоянию, чем когда бы то ни было. 

Мы все больше приходим к понимаю того, что наша история на всех ее этапах, начиная с Киевской Руси, – это единый исторический процесс, из которого нельзя вынимать по своему желанию какие-то фрагменты и выбрасывать или затушевывать их. Советский эксперимент – это абсолютно уникальное явление, которое родилось, можно сказать, из национальной трагедии, из революции, но вывело страну в конце концов на новые рубежи. 

- А какие ориентиры в процессе изучения и распространения исторического знания о революции поступают от власти и есть ли они вообще? 

- В этом смысле у нас совершенно уникальная ситуация. В декабре прошлого года Президент России подписал распоряжение в связи с празднованием столетнего юбилея революции. И в нем только два пункта. А именно, Российскому историческому обществу, нашей профессиональной организации, поручено создать Оргкомитет, причем, без участия госслужащих – только из общественных и научных деятелей; и второе – подготовить план мероприятий силами Оргкомитета. Все, больше ничего. Никаких трактовок, указаний, никаких тезисов «ЦК КПСС», так сказать, в этом распоряжении нет. И в этом – большое преимущество нашего времени, потому что власть не навязывает науке свое видение, а, напротив, ждет от сообщества ученых научных трактовок и оценок, которыми и руководствуется при формировании своей политики. 

- Сейчас в нашем обществе идет поиск, по меткому выражению В.В. Путина, «скреп» - событий, явлений, которые способны сплачивать нацию. Судя по всему, кроме Великой Отечественной войны, которая совершенно однозначно воспринимается нашим обществом в формате сталинской формулы «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами», других таких явлений пока нет. Тем не менее, не сможет ли наша революция в силу громадности самого явления пусть и со временем стать такой же «скрепой», которая будет консолидировать общество? 

- По определению революция объединяющей скрепой быть не может, поскольку она вносит раскол в общество. Она разделяет людей на «белых» и «красных», она приводит к гражданской войне. Именно так я и понимаю идею Президента РФ о том, что 7 ноября государственным праздником являться не может. 

Сейчас в связи с юбилеем идет много разговоров о необходимости примирения. Вот эту идею я назвал бы консенсусной: прекращение жесткого противостояния «белых» и «красных», революционеров и контрреволюционеров, эмигрантов и тех, кто остался в Советской России. 

Надо перестать делиться на "красных" и "белых"

Что-то для этого делается уже сейчас, в том числе, нашими учеными. Мы, например, стараемся выстраивать наши исследования именно в таком духе, чтобы их выводы однозначно свидетельствовали: революция для страны – это трагедия, которая приводит к огромным потерям, ущербу. Революция – это самый жестокий и кровавый способ решения социальных конфликтов. Гораздо лучше и эффективнее проведение своевременных реформ. Если же правительство этих реформ не проводит и подводит тем самым страну к революции, то вину за все несет, прежде всего, правительство. Не внешние злокозненные силы, и не внутренняя «пятая колонна»… Нет, речь идет, прежде всего, о вине собственного правительства. 

Необходимо перестать делиться на тех и других. Надо понять и принять, что мы пережили эту трагическую главу нашей истории, что мы живем в одной стране. И если мы не будем едины, то используя фразеологию того исторического деятеля, который был упомянут в связи с войной, нас сомнут. 

- В советской историографии нашей революции неизменно приписывалось всемирно-историческое значение. Разделает ли этот тезис современная отечественная и зарубежная историческая наука? 

- Сейчас в мире интерес к нашей революции очень большой. В историографии есть такое понятие «долгий XIX век». Это век, который начался в 1789 году с началом Великой французской революции и закончился в 1914 году с началом Первой мировой войны. И есть другое понятие – «короткий XX век». Он начался в 1914 году, а завершился в 1991 году с распадом СССР, того государства, которое родилось в результате революции. То есть влияние российской революции очень хорошо представляют себе не только у нас, но и в зарубежных странах. 

Помимо «красной угрозы», «большевистской заразы» и реальной опасности усиления коммунистических движений (скажем, были попытки устроить революцию в Германии) наша революция и последовавшие за ней социальные изменения у нас в стране показали Западу необходимость перехода к иной стадии капитализма. И они, действительно, перешли от дикого капитализма свободной конкуренции к социальному государству. Эта форма существует и по сей день, когда через государственный трансферт устанавливаются некие социальные паритеты и поддерживается на определенном приемлемом уровне благосостояние всего населения. И это - прямое следствие нашей революции: «Если мы на это не пойдем, у нас будет так, как в России». 

Для Востока пример нашей революции был еще более актуальным. Восток воспринял Октябрь 1917 года, как призыв к свержению колониального ига. И в Азии это движение приобрело огромную силу и привело к созданию ряда государств с коммунистической идеологией, советской моделью государственного устройства. И некоторые из них существуют и по сей день – Китайская Народная Республика, Социалистическая Республика Вьетнам. Для них пример СССР – это пример не слишком удачливого «старшего брата», участь которого они хотят избежать. Что вполне понятно. И поэтому, например, в Китае сейчас проходит множество форумов, конференций, посвященных нашей революции. 

Фрагмент афишы фильма "Матильда"

- Сейчас в российском обществе идет оживленный спор, вызванный фильмом «Матильда». Смысл требований сторонников запрета фильма можно свести к простой формуле: «Николай II, как канонизированный церковью, не может и не должен подвергаться критике». Что Вы думаете по этому поводу? 

- Я фильма не видел, поэтому комментировать его не могу. А если говорить о самом явлении, то я считаю, что никакой цензуры, в том числе и клерикальной, в истории быть не должно. Если человека канонизировали, то он уже вне критики… Это какой –то марксизм, только шиворот-навыворот. Скажем, в СССР Ленин был «святым», зато потом его зашельмовали дальше некуда. И если уж говорить о фильмах, то я недавно видел по телевидению трейлер фильма о Ленине и о Троцком. Я ужаснулся - там были откровенные сексуальные сцены. Это что, новый вклад в историю революции? Получается, что про Николая II такие фильмы снимать нельзя, а про деятелей революции – можно. Это психология какого-то холопа, которому приятно похлестать на конюшне бывших хозяев. 

Я считаю, что Николай II был слабым правителем. И то, что именно он во многом привел страну к революции – для меня несомненно. При другом, более сильном руководителе, мы, возможно, избежали бы революционных событий. Да, Николай II пал жертвой Гражданской войны, был убит вместе с семьей – это, несомненно, трагическая история. Но у нас в Гражданскую войну погибло 10 миллионов человек! Почему трагедия одного человека выпячивается и ей придается такое общественное звучание и при этом не замечается трагедий миллионов соотечественников? Поэтому мне совершенно не близки разговоры о «неприкосновенности фигуры Государя Императора». 

Беседовал Вадим Лапунов, Агентство СЗК