Чем путинская политика отличается от американской: на фильм Стоуна

Фильм Оливера Стоуна, который мы смотрим на этой неделе по российскому телевидению, аудитория США уже увидела неделей ранее. Что логично: жители США — первые адресаты этой весьма насыщенной информацией ленты. Фильм является ответом на изрядно постаревший уже западный вопрос — "Who is mister Putin?" ("Кто такой мистер Путин?"), самый влиятельный политик в мире, заткнувший за пояс американских президентов, загадочный и страшный русский, которого нужно бояться и ненавидеть. А вместе с ним остальных русских и Россию в целом?

Мы, конечно, знаем и понимаем Путина гораздо больше, чем наши американские "партнеры". Все-таки не первый день он с нами. Да и вообще наш. Добавит ли фильм Стоуна дополнительные нюансы к хорошо известному нам образу президента? Безусловно. Но дело не только в них. Важно и нам понять, что именно говорил герой фильма. Поскольку в целом на слова он весьма скуп. Что (и как) говорилось такого, чего мы не слышали раньше. И что это означает для будущего, ожидающего нас всех.

Я не стану делать предметом анализа весь предложенный материал. Пусть каждый проделает такой анализ сам. Многие еще увидят фильм в записи, кто-то будет смотреть не один раз. Выделю важный, как мне кажется, момент, определяющий русскую позицию во внешней политике, и, учитывая размытие границ последней в результате глобализации и ее неизмеримо возросшее влияние на настроения людей и экономику, позицию в политике внутренней.

То обстоятельство, что США активно создают и используют международных террористов в своих целях по своему миру, понятно уже довольно давно. И что делают они это под флагом борьбы с международным терроризмом, которую обязательно должны возглавлять. Однако такое утверждение до самых последних дней не было еще главным утверждением наших официальных лиц. И вот практически одновременно с путинскими словами на этот счет — прямыми и недвусмысленными — то же самое прозвучало и в публичных заявлениях наших военных. Причем эта квалификация террора как организованного средства распространяется не только на его политическое использование, но и непосредственно на военно-техническое. Сбитый коалицией во главе с США самолет сирийских ВВС — американский "шаг навстречу" словам Путина и заявлениям нашего штаба.

Если до этого мы политически боролись "лишь" с террором, а в отношении США только "недоумевали", то теперь заявлена открытая цель борьбы не только со средством, но и с субъектом, это средство использующим. А также с целями этого использования. Это уже не просто суждение об объективной неприемлемости американской гегемонии, о том, что ход истории естественным путем "как-нибудь" уничтожит ее. Речь идет о том, что делать это будем именно мы, а в одиночку или нет — будущее покажет.

И дело тут не просто в бескомпромиссной установке на суверенитет России, которой Путин был привержен всегда и всегда прямо это провозглашал. Дело в том, что наш суверенитет невозможен в рамках того мирового порядка, который навязывают США. Как и суверенитет многих других стран, включая самые большие, как и суверенитет стран Западной Европы, неважно — по отдельности или вместе, в составе Соединенных Штатов Европы. Никто нас в покое не оставит. Никто не даст России тех десятилетий мира, которых просил (неизвестно у кого) еще наивный Столыпин, если мы не обеспечим их себе сами.

Все партии глобалистов во всех странах (читай — партии за мировое господство США) кричат на все лады о том, что является безумием выступать против мирового порядка — еще большим, чем против даже самих Штатов. Всякого, кто на это решится, якобы сомнут. В общем, надо бояться — и посильнее. 

Однако то, что этого не боится Путин, что он прямо говорит об этом, означает, что этого не страшится и весь путинский консенсус, то есть минимум две трети населения.

Более того, в основании "бесстрашия" лежат не эмоции, а трезвое, рациональное понимание происходящего. Ну нестабилен порядок, нацеленный на последовательную ликвидацию государств наиболее уязвимых, на ограбление государств посильнее — вот уже и немцы с австрийцами открыто заявляют через свои официальные дипломатические каналы, что их не устроит навязанный сжиженный газ из США по тройной цене против русского газа. Литву устраивает, а их — нет. Хотим мы того или нет, но вынуждены стать протагонистами преодоления такого мирового порядка. И Путин честно и открыто об этом говорит.

Американская политика разрушает не только суверенитет и угрожает самому существованию такой страны, как, например, Сирия. То же самое США делают и с Украиной. То, что в этом активно соучаствует верхушка украинского общества, а пассивно — и значительная часть украинского населения, не меняет объективного положения дел. Напротив. Это соучастие само есть эффективный механизм ликвидации Украины.

Тут мы подходим ко второму важному моменту последних высказываний Путина — во время "прямой линии" 15 июня, предшествовавшей показу фильма Стоуна. Президент говорил о позиции украинского политика Медведчука, охарактеризовав ее как последовательную позицию "украинского националиста", не имеющего, однако, ничего общего с группировкой, пришедшей к власти на Украине в результате переворота 2014 года. Важен при этом не столько сам Медведчук, сколько данный Путиным через его личную характеристику образ абсолютно приемлемой для России "самостийной Украины", с которой Россия якобы, по мнению нынешнего Киева, борется и даже "воюет". Мы-то как раз за подлинно суверенную Украину. Украину, стремящуюся к защите своих объективных интересов, интересов своего населения. То есть стремящуюся к гражданскому миру и миру с соседями, развитию своей территории (для чего, собственно, и нужно государство), развитию своей экономики.

Такая Украина объективно не может быть врагом России, неважно, братский там народ живет или не совсем. Но такая Украина совершенно не нужна США. Им нужен нищий обозленный народ, во всех своих бедах обвиняющий русских. Достижение этой цели требует вовсе не национального, а прямо наоборот — антинационального правления.

В целом путинский дискурс, получивший в последнюю неделю заметное публичное развитие, лежит в общем русле ленинского еще подхода к политике. Прямая политика — самая лучшая политика. Принципиальная политика — самая практичная политика. Этим наше русское правление в корне отличается от американского.

Отказавшись от догматики коммунизма, путинская политика сохраняет традицию и преемственность советского и русского политического метода. Русское политическое знание должно быть публичным.

Стратегия должна быть известна всем. Тактика может быть временным частичным секретом, но позже она также открыто объявляется и объясняется. Это основа русской власти и русского национального консенсуса.

Американская политика строится по совершенно иным лекалам: двойной стандарт есть не отклонение, а проектная норма устройства современной американской власти. Ее теоретическая концепция, которая легла в основу послевоенного американского проекта, привезена в США известным политическим философом Лео Штраусом. Не вдаваясь в подробности, назовем имена лишь двух его учеников: Ирвинг Кристол, один из основателей политического "клуба" неоконсерваторов, и Фрэнсис Фукуяма — один из главных идеологов неолиберализма в его исторических, а не просто экономических притязаниях.

На штраусовском разделении одной истины для элиты, власти и совершенно другой истины для всех остальных, на принципиальном неравенстве людей именно в этом отношении строится система неолиберальной управляемой всеобщей демократии, которую США и намеревались распространить по всему миру.

Эта система неприемлема для нас, поскольку мы движемся в исторически выстраданных нами традициях демократического народовластия, от которых не собираемся отказываться. Мы, как и римляне, создатели права, понимаем, что первое лицо государства является народным представителем и может осуществлять свою представительскую функцию только на фундаменте единого, общего для нации политического знания. Которое и изъясняет последовательно и терпеливо Владимир Путин.

Тимофей Сергейцев, член Зиновьевского клуба – Агентство СЗК